Связи с Беломорском все еще не было, хотя радисты по очереди беспрерывно прощупывали эфир.
Земляк Григорьева, паданский карел Федор Лиликов подошел к штабному костру:
— Командир, у ламбушки есть лосиная тропа.
Григорьев сразу понял, что имеет в виду Лиликов, даже обрадовался, внутренне ожил, и хотя надежда была слишком маловероятной, но она прерывала томительное бездействие, он пристально посмотрел на земляка и, скрывая заинтересованность, спросил:
— След-то свежий?
— Вроде совсем свежий. Ходят лосиха с лосенком.
— Действуй. Возьми еще одного охотника и действуй. Посторожи до рассвета.
— Хорошо, командир. Только прикажи, чтоб к этой ламбушке никто не подходил.
— Да уж спугнули мы их, наверно?
— Тут уж как выйдет. А пробовать надо.
— Ладно. Действуй.
Потом ждали рассвета. Погода не менялась, видимость была минимальной, все вокруг отсырело, стало грузным и скользким, трогаться в такой обстановке с места не хотелось, было жаль гробить у людей последние силы, но, когда с востока потянуло наконец свежим ветерком и стало понемногу прояснивать, Григорьев вызвал командира отряда «Боевые друзья» Грекова:
— Федор, оставляю эту высоту тебе. Покрепче прикройся с юга и востока и жди. Должны же они, черт возьми, прилететь… Ты понял меня, Федор?
Они были почти ровесниками — самые старые по возрасту командиры в бригаде, знали друг друга с довоенных времен, и это давало им право держаться без субординации.
— Понял, Иван Антоныч. Только ждать — долго ли?
— Сутки жди. Потом догоняй нас.
— Не потеряться бы нам…
— Ты что? Ты думаешь, я далеко успею уйти? Встретимся на высоте 234,8, вот здесь неподалеку, в пяти километрах. Получишь продукты — сразу снимайся. Много сбросят — шли связных, помощь пришлем… Да мы и сами услышим выброску… Без нас ни крошки не расходуй. У тебя много ослабевших?
— Хватает.
— Может, их с нами отправишь?
— Не стоит. Да и как их определить — кого отправлять? Среди своих лучше.
— И то верно. У меня тут есть лишний груз. — Григорьев порылся в рюкзаке, достал заветную банку, протянул Грекову: — Возьми, пусть твоих ослабевших подкормят грибами с мясным бульоном.
— Зачем, Иван Антоныч? Неужто пайковая твоя?
— Бери, говорю… Мало ли что пайковая. Вовремя не съел, а теперь под плащ-палаткой ее жрать, что ли? Вот что, Федор! Мы уйдем — сразу обороной займись. Все продумай. Когда навесь разнесет, костры потуши, чтоб сигналы не запутать.
— Ясно, Иван Антоныч. Все сделаем.
Греков ушел. Уже совсем рассвело, с востока заголубела кайма чистого неба, нижний край сплошной мутно-серой облачности наливался радостной позолотой, вот-вот должно было выглянуть из-за горизонта солнце, а Григорьев минута за минутой оттягивал команду на выход, словно в следующее мгновение должен был наконец раздаться от озера тот единственный выстрел, который будет означать пусть маленькую, но такую нужную теперь удачу.
