Она закрыла лицо руками и, дрожа, упала на колени. Аль Хаким провел дрожащей рукой по лбу и вискам.
— Бог! — прошептал он. — Да, я Бог! Я догадывался… я мечтал об этом… я, и только я обладаю мудростью Бесконечного. Теперь же и смертный узрел это, узнал Бога в обличий человека. Да, это истина, которой учат наставники шиитов — Воплощение Божества. Наконец передо мной предстала Истина из истин. Не просто воплощение божества — самого Аллаха! Аль Хаким — Аллах!
Обратив взгляд на женщину у своих ног, он приказал:
— Встань и посмотри на своего Бога!
Она робко поднялась, съежившись под его немигающим взглядом. Венецианка Заида не казалась чрезвычайно красивой в глазах арабов, требовавших идеально отточенных черт и изящной фигуры, но она была хороша собой: крепко сложенная, с большой грудью, массивными бедрами и плечами несколько шире обычного. Нельзя было отнести к классическим греческим образцам и ее слегка веснушчатое лицо. Однако от нее исходила жизненная энергия, превосходившая внешнюю красоту. В карих глазах светился проницательный разум, а в гибких руках и крупных бедрах чувствовалась физическая сила.
Что-то изменилось в широко раскрытых глазах Аль Хакима; казалось, он впервые отчетливо увидел ее.
— Твой грех прощен, — нараспев произнес он. — Ты первая, кто приветствовал своего Бога. Отныне ты будешь служить мне верой и правдой.
Она распростерлась перед ним, целуя ковер у его ног, и он хлопнул в ладоши. Низко кланяясь, вошел евнух.
— Немедленно отправляйся в дом Захира эль Гази, — приказал Аль Хаким, глядя поверх головы слуги и словно не замечая его. — Скажи ему: «Это слово Аль Хакима, который есть Бог: день завтрашний станет началом великих событий, строительства кораблей и сбора воинства, так, как ты и желал; ибо Бог есть Бог, и неверные слишком долго оскверняли имя Его!»
— Слушаю и повинуюсь, господин, — пробормотал евнух, с поклоном направляясь к дверям.
— Я сомневался и опасался, — словно во сне сказал Аль Хаким, устремив взгляд в одному ему известную даль. — Я не знал — как знаю теперь — что Захир эль-Гази есть орудие Судьбы. Когда он убеждал меня в необходимости завоевания мира, я колебался. Но я — Бог, а богу подвластно все; о да, все царства и слава!
3
Окинем взглядом мир той знаменательной ночи 1021 года от Рождества Христова. Это была одна из ночей века перемен, века, в котором в муках рождался современный мир. Это был мир, раздираемый в клочья и алый от крови, мир хаоса и страха, мир, беременный невероятным могуществом, но казавшийся погруженным в застой и лежавшим в развалинах.
