Если бы Здолбунский только знал, что попал под бульдозер ОМОНа совершенно случайно — благодаря запою майора Ведерникова…
Магазин занимал полуподвал старого дома в центре города.
Прежде здесь находились квартиры. И в одной из них жила Федотовна, старушка из компании бомжей во главе со Стрёмой.
Меня ее история настолько задела за живое, что я решил восстановить справедливость. Тем более, когда узнал, кому принадлежит бывшая квартира нагло ограбленной и обманутой Федоровны.
— Здолбунский! — теперь в игру вступаю я. — Вы влипли. Притом по-крупному. Так что сушите сухари.
— Какие сухари?! По какому праву?! Кто вы такой?!
Голос директора срывается на визг.
Мои слова — и это всем понятно — не вписываются в постановочный план. А потому Михаил Семенович теряет самообладание.
Он уже начинает думать, что его сдали покровители. И теперь придется отмазываться в одиночку.
Но за что?
Кому он перебежал дорогу?
Уж не заподозрили ли его в двурушничестве?!
Я прекрасно понимаю, что сейчас творится в мозгах у Здолбунского. Он напуган до крайности. И лихорадочно ищет пути к спасению.
Я его понимаю и не завидую ему.
— Майор Ведерников, управление по борьбе с организованной преступностью!
Ерничая, я едва не щелкнул каблуками. Играть к играть.
И пусть я незнаком с системой Станиславского, но поганую ментовскую морду, циничную и наглую, могу изобразить не хуже народного артиста.
— Вы что-то говорили насчет прав? О-о, у нас всех теперь прав хоть отбавляй… ха-ха…
Я довольно мрачно хохотнул.
— Особенно у милиции, — добавил я с многозначительным нажимом.
— Вы не смеете… Вы не можете…
Здолбунский испуган и раздавлен.
Теперь передо мною стоял не человек, а студень.
Конечно, в скором времени он опомнится и начнет отбрыкиваться от всех обвинений (если бы они еще у нас были… эх, черт возьми!).
Но сейчас Михаил Семенович самому Вельзевулу душу готов был заложить за бесценок, лишь бы отмазаться от УБОП.
— Можем, гражданин Здолбунский, еще как можем…
Я обернулся к Неделину:
— Капитан, снимите показания с сотрудников. Михал Семенович поедет со мной.
— Давайте руки.
Кузьмич с неприступным выражением на обветренном лице, главными достопримечательностями которого являлись рыжие кустистые брови, такого же цвета щетка усов и приплюснутая переносица, память о боксерской юности, поигрывал «браслетами».
— Зачем?
Позеленевший Здолбунский смотрит на наручники как на готовую к броску ядовитую змею.
— Вы арестованы.
— Куда? — невпопад брякает Михаил Семенович. — Ой, мне плохо…
