— И какая же наибольшая ставка? — спросил тогда в неистовстве Жан-Пьер. — Какова твоя ставка, Фремо?
— А с чего это у тебя вдруг появилось желание заняться вопросами морали? У самого тоже рыльце в пушку.
— Все верно. Но твоя племянница чиста и невинна и не принадлежит к полусвету.
— И обращаться с ней следует, как с леди! Но что станет с ней, если у нее не будет покровителя? — возразил Жиль. — У девочки нет денег, приданого ей от меня не дождаться. Что же ее ждет в будущем? Останется старой девой? Было бы совсем неплохо, если бы она имела такого друга, как Шарль.
Жан-Пьер скривился при слове «друг», а Леви приободрился:
— Хорошо сказано, Фремо! — лениво потягивая сигару, он добавил: — Я хотел бы начать торги с десяти тысяч.
— Пятнадцать, — злобно бросил Бруссар, стукнув кулаком по столу, и самодовольно улыбнулся.
Сердце Жан-Пьера защемило.
— Хватит! — закричал он, вскочив. — Господа, я не могу оставаться безучастным к вашим торгам и участвовать в мерзкой сделке! Мы поступаем грязно по отношению к невинному дитя! — Затем он обратился к Жилю: — Назови свою цену!
Бруссар и Леви запротестовали.
— Скажи лучше, что сам решил купить девчонку и сделать любовницей! — закричал Бруссар.
— Ничего подобного. Девушка не должна быть ничьей любовницей. Так или иначе, она должна быть чьей-то женой!
Сделав такое заявление, он почувствовал, что сказал должное, разрешив тем самым дилемму.
— Хватит этого бреда! — рявкнул Леви. — Сколько бы ни поставил Делакруа, я удвою ставку!
— Святая Мария! — прошептал Жан-Пьер.
Затем повернулся к Леви, положил руки на спинку его стула и с улыбкой спросил:
— Значит ли это, что ты единственный, кто должен быть с ней?
Леви опять зло улыбнулся:
— Жан-Пьер, ты что, мне угрожаешь?
— Вне всякого сомнения.
— Значит, ты думаешь, что меня ждет поражение в дуэли?
— Может, и меня. Ну а если я и погибну, кузен или мой отец отомстят за меня.
Шарль Леви молча проглотил это. Он был развратен, но не глуп. И у него не было желания иметь дело с семьей Делакруа, где все мужчины были прекрасными стрелками. Он пожал плечами.
— Ну и берите себе эту… уже обрыдло говорить о ней.
— Приветствую твою мудрость, Шарль. — Жан-Пьер повернулся к Жилю и вновь спросил: — Твоя цена?
— Двадцать пять тысяч, — выдавил из себя Жиль и уставился на Жан-Пьера.
— По рукам, — ответил тот, вынул чековую книжку, с которой никогда не расставался, и спросил: — У тебя есть чем писать?
— Конечно.
Жиль вышел из комнаты. Вернувшись, он протянул Жан-Пьеру перо и чернильницу.
