Это описание «уловило» Джойса в пору писательского простоя. В 1914 г. он взялся за «Улисса» и над этой книгой трудился неустанно, хотя по-прежнему придерживался своего расписания: творить во второй половине дня, а потом допоздна выпивать с друзьями. Ежевечерние выходы в бар были ему необходимы, чтобы проветриться и отдохнуть от изнурительного труда. (Однажды, когда в результате двух дней работы на бумагу легло всего лишь два предложения, Джойса спросили, бьется ли он в поисках верного слова. «Нет, – ответил он. – Слова уже есть. Мне нужно правильно расставить их во фразе».) Наконец в октябре 1921-го Джойс завершил книгу после семи лет работы, «прерывавших, как он отмечал, восемью болезнями и девятнадцатью переездами, из Австрии в Швейцарию, в Италию, во Францию». В совокупности, писал он, «я провел над “Улиссом” примерно 20 000 часов».
Марсель Пруст (1871–1922)
«Ужасно подчинять всю жизнь сочинению книги», – писал в 1912 г. Пруст, но слегка лукавил: с 1908 г. и до самой смерти он и в самом деле занимался только сочинением монументального произведения о времени и памяти – романа «В поисках утраченного времени», который в итоге разросся до полутора миллионов слов и семи томов. Чтобы полностью сосредоточиться на этой работе, Пруст в 1910 г. принял осознанное решение скрыться от общества и с тех пор почти не покидал знаменитой обитой корковым дубом спальни в своих парижских апартаментах. Днем он спал, работал по ночам, выходил лишь за тем, чтобы набраться деталей и впечатлений для поглотившего его целиком романа. Просыпаясь поздно днем – в три или в четыре часа дня, а порой и в шесть, – Пруст первым делом зажигал содержащий опиум порошок Louis Legras, облегчавший его хроническую астму. Иногда хватало нескольких щепоток, но порой «окуривание» продолжалось часами, пока спальня не заполнялась густым дымом. Тогда Пруст звонком вызывал свою многолетнюю служанку и доверенное лицо, Селесту, которая приносила ему кофе. Кофе он пил тоже согласно сложившемуся ритуалу: Селеста приносила серебряный кофейник с крепким черным кофе на две чашки, закрытый фарфоровый кувшинчик с большим количеством кипяченого молока и круассан – всегда из одной и той же булочной, на особом блюдце. Она безмолвно составляла все это на прикроватный столик, предоставляя Прусту самостоятельно приготовить себе кофе с молоком. Затем Селеста ждала в кухне повторного звонка, означавшего, что хозяин желает еще один круассан (она всегда держала запасной наготове) и получить еще кувшинчик кипяченого молока, чтобы разбавить остаток кофе.
