— Не могу себе представить. Ты, Болт, ты — Цесариум, — не могу…
— Ну да, суровый и мудрый вождь, никогда не ошибающийся, знающий единственно верный путь, ведущий корабль между Сциллой — сольниками и Харибдой — улитками. Думаешь, я окончательно превратился в чванливого идиота, размноженного старцами из куратория правдивого воспроизведения действительности? Думаешь, я не вижу, что вместо любви и верности, дружеского расположения и нежности мне подносят лесть и страх, ложь и зависть, лицемерие и подлую, трусливую ненависть? Эти рожи, эти гнусные рожи… И только Салима, моя Салима… — Болт помолчал, потом улыбнулся. Жаль, что нет Купки. Она любит малышку. И Салима ее помнит, помнит игру в этого… — Болт поиграл пальцами. В паучка. «Паучок паутинку прядет, он к Салимочке в гости придет». Так пела ей Купка. Забыл, что там дальше.
— «Он бредет вразвалку, ставит в угол палку…» — радостно подсказывает Иоскега.
— «Скинул со спины мешок, а в мешке подарки».
И они продолжали вместе:
Из нитки тонкой —
Нюкте попонку,
Из нитки средней —
Няне передник,
Из самой толстой —
Салимочке холстик.
Постелет на кроватку —
Будет спаться сладко.
— Ведь девочка не помнит матери, — сказал Болт, помолчав.
Иоскега испуганно поднял глаза.
— Знаю, знаю, что ты думаешь. Жестоко разлучать мать и дочь. И прочее, прочее, прочее. Ты-то должен понимать, что это была не прихоть тирана, а трагическая необходимость. Катукара дала себя запутать улиткам. Стала знаменем изоляционизма. Мне пришлось удалить ее — для ее же блага. Это была жертва — тяжелая, вынужденная жертва. Моя вина, что я не обеспечил защиту. Не предусмотрел, что эти мерзавцы, потеряв Катукару, решатся на убийство. Помнишь слова Мутинги на суде? «Катукара должна была умереть, чтобы всколыхнуть народ на борьбу с тиранией Болта».
— Не все верили в искренность этих слов Мутинги, — робко возразил Иоскега.
— Напрасно. Мутинга был изобличен полностью. У него не оставалось надежды. К тому же нельзя отказать ему в мужестве — он не просил пощады. Продолжал грозить, зная, что его ждет смертный приговор. — Болт вдруг замолчал, последние слова повисли над столом. — Оставим эту печальную тему. Вернемся к тебе, Купке, малышу. Ты запомнил, что я жду вас к себе?
— С радостью придем, Болт. Ты знаешь, если бы ты… не удалился от всех друзей так стремительно…
— Моя вина. И не пытаюсь оправдываться. Но я хочу все изменить. Я вообще подумываю об отставке.
— Ты?!
— Мы с Салимой уехали бы в какое-нибудь захолустье, не замечая восклицания Иоскеги, говорил Болт, — и тихо жили бы… Дом над рекой, небольшой садик, огород. Иногда — не слишком часто — нас навещают друзья. Вы с Купкой…
