– Да, это действительно рыдательный момент для бедного парня, рехнуться можно!
Евгений примолк, соображая, нет ли в моих словах двойного дна, какого-то подвоха? Затем сипловатым, сорванным басом бросил:
– Вот, смотри, Фома!
Он вставил в проигрыватель флэшку и направил пульт на плазму.
На экране я увидел джип, едущий по горной дороге, красивые горные пейзажи, озера в обрамлении невиданной растительности. Следующие кадры показали, как из машины вышли четыре человека в живописных нарядах местных жителей, в которых я узнал наших героев и еще одного мужчину – весьма сутулого, с потухшими глазами и нетвердой походкой.
– Вот тот, четвертый, – пояснил Евгений, – и есть наш больной, но уже после того, как его попользовал Пабло. Но тут он хоть трость отбросил и уже не хромает. Ты бы видел, каким он приехал в Кито в самом начале: еле ноги волочил!
Далее в получасовом фильме было показано все, о чем говорил Евгений, поэтому я не буду переповторять все снова. Больной действительно после всех процедур выглядел словно наливное яблочко. На последних кадрах в ролике бывший больной в немыслимой формы соломенной шляпе с обвисшими полями, сверкая пятками, несся куда-то под гору. За ним бежал с видеокамерой оператор и что-то истошно орал.
– Он что, спятил? От кого он убегает, вы его, часом, не ошпарили?
– Наверное, от инфаркта, – улыбнулся риши. – Ну что, убедился?
Евгений прошелся вдоль панели, раздувая щеки и выпятив грудь от осознания собственной значимости.
– А разве я сомневался? – отозвался я.
– Ладно, забей! – великодушно произнес собеседник и выключил видео.
– Только как-то быстро у вас все получилось…
– Нет, не так уж и быстро, это просто фильм получасовой, оператор лишние детали удалил, ну, как в обычном кино. А так мы с больным работали где-то около двух часов. Вообще этот человек приехал с другого конца света специально лечиться к Пабло эль Москито. И ему повезло, что там оказались мы с Калабиным. И когда на глазах у нашего оператора у больного исчезли внутренние гематомы, которые отражались на теле снаружи, тот бросил камеру, подскочил, возбужденный, к выздоровевшему человеку, забегал вокруг него, как старая ищейка, вынюхивающая следы старых болячек, и в экстазе кричал: «Милягро! Милягро!» – что по-испански означает «чудо». Мы даже с тех пор в шутку стали его звать дон Милягро.
Эту процедуру излечения, кроме нашего оператора, снимал еще один какой-то колумбийский репортер – он вместе с нашим оператором приехал на второй машине, – но отснятый материал этот парень увез с собой. А еще раньше он же снимал Володю на стеклах в сложных позах, и сколько снимал, столько и матерился – так он выражал свое восхищение чудесами, которые в асанах демонстрировал Калабин. Если перевести то, что он постоянно выкрикивал, то это, мягко говоря, будет звучать примерно так: «Етит твою мать! Етит твою мать!» – и так далее, по ходу всей съемки. То же самое он горланил и здесь на озерах, когда снимал сцены исцеления нашего больного. Вот когда этот репортер гонялся за исцеленным, он как раз это и кричал. Еще бы! То был горбатым, теперь выпрямился, то был похож на мертвеца, теперь стал кровь с молоком.
