— Есть такие люди — зануды, — Стёпка отвернулся от отца и разговаривал будто бы сам с собой. — Они читают другим нотации и обижают честных, хороших людей.
— А есть такие мальчишки, — довольно сердитым голосом подхватил отец, — которые думают, что можно безнаказанно хамить взрослым. Но эти мальчишки забывают, что у взрослых периодически заканчивается терпение, и зловредные мальчишки получают хорошенькую взбучку.
— Про каких это мальчишек ты говоришь? — Стёпка пожал плечами и пошёл к тумбочке, где лежали учебники. Нехотя полистал их и с удивлением отметил, что учебники хоть и старенькие, но аккуратно подклеены, все листы на месте и обидных, неприличных картинок и подписей к ним на полях нет. Учебники московской, Стёпкиной, школы пестрели такой оскорбительной живописью. Стёпка и сам частенько грешил этим на скучных уроках. То чёртика, то робота, то самолётик, то силуэты одноклассников возникали из-под его карандаша.
— Чистюли! — с презрением пробормотал Стёпка и тут же нарисовал в учебнике алгебры карикатуру на отца. Очень похожую бородатую физиономию с всклокоченной шевелюрой, а вокруг пририсовал значки, какие бывают в телепередачах о погоде. Тучку, солнышко, молнию и капли дождя — всё это клубилось вокруг отцовой головы.
Стёпка с довольной ухмылкой захлопнул учебник и пошёл спать. В этой убогой лачуге, как прозвал про себя избушку метеоролога Стёпка, кровать была одна. Старая, скрипучая, вонзавшаяся в бока пружинами. На исцарапанной спинке с отколупнувшимся во многих местах лаком было нацарапано: «Воронеж — Москва — Дальний, 80-й год. Хорошее лето тут, тёплое», а ниже ещё надпись: «Сам дурак!» Стёпка прочёл это с улыбкой.
Больше двадцати лет здесь было всё то же: снег, мороз, сменяющие один другого метеорологи, «хорошее» лето, а всё остальное — зима.
Стёпка вздохнул и отвернулся к бревенчатой стене. От неё пахло пылью и травой — это от мха, который был заткнут в щели между брёвен. Накануне после утомительной дороги Стёпка спал крепко, несмотря на то, что рядом сопел и ворочался отец, крупногабаритный и прокуренный.
Сегодня Стёпка злился, его раздражали колючие пружины, душный жар печи, тяжёлое ватное одеяло, отцовский храп и въевшийся во всё вокруг застарелый запах табака. Несколько раз на Стёпкину подушку капали слезинки тоски.
В обрывке короткого и беспокойного сна был снег, белизна и подвывания неутомимого ветра. Он задувал, заносил, стремился разнести избушку, смести её с земли, раскатать с грохотом тяжёлые старые брёвна, которые перемелют всё и всех внутри избы.
