Милан несколько раз пожал плечами, окончательно заплутав в собственных рассуждениях. Он сел на скамейке, поглядел в сторону пушки и подскочил. Те два кадета опять стояли у пушки. Чернявый курил и воровато поглядывал по сторонам. Он облокотился о пушку, а ствол от взгляда Милана закрывала фигура второго кадета.
— Как нарочно, — прищурился Милан и помчался к пушке с весёлым криком. — Попались!
Чернявый поперхнулся дымом, выбросил сигарету и от кашля покраснел.
— Ты чего? Офонарел?
— Это ведь ты записку писал? — наступал на него Милан.
— Пацан, иди отсюда, пока цел, — вмешался другой, тоже коротко стриженный, только рыжеватый. — Ничего мы не писали. Отвали.
Милан сунул руку в пушечный ствол. Записки не было.
— Отдай, — набычился Милан. — Это ведь ты её взял. Если не ты писал, то она не для тебя. Отдай!
— Слушай, тебе же сказали, отвали, — разозлился чернявый. — Тебе уже накостыляли, ещё хочешь?
Он принял ссадины на лбу у Милана за следы недавней драки.
— Отдай по-хорошему! — тихо сказал Милан.
Чернявый сильно толкнул его в грудь. Милан упал, ссадив до крови ладони. Он демонстративно и угрожающе слизнул кровь с пальцев и, скривив свою смазливую обманчиво-наивную физиономию, ринулся в атаку. Такую самоотверженную и агрессивную, что кадеты отступили. Рыжий уронил бескозырку от неожиданности и, подняв её, отскочил на несколько метров.
— Славка, ну его, брось! — крикнул он другу издалека. — Оставь его! Видишь, ненормальный.
А Славка и не нападал, он пятился под градом ударов Милана, пытался закрыть грудь и живот от крепких кулаков. Дошёл до края тротуара, оступился и упал прямо на дорогу, едва не угодив под машину. Он точно так же, как Милан, ссадил кожу на ладонях, порвал форменные штаны на заду, и, когда увидел это, у него из глаз вдруг брызнули мелкие злые и отчаянные слёзы. Милан понял, что за порванные штаны в морском корпусе Славке влетит. Милан перестал махать кулаками и пропыхтел:
— Отдай записку!
— Да нет у меня никакой записки! — вытирая слёзы рукавом, крикнул Славка. — Ты что, правда ненормальный? — он покрутил пальцем у виска. — Тогда лечись!
Милан ему поверил.
— Чего ж ты сразу не мог нормально сказать? Заладил: «Отвали, отвали!» Как будто по-человечески нельзя было ответить.
— Что за записки? Любовные, что ли? — слёзы у Славки высохли, а любопытство взяло верх.
— Нет. Это тайна.
Милан развернулся и пошёл домой, оставив кадетов в изумлении стоять у загадочной пушки.
Дома его поджидал отец.
