— Мне звонила Лилия Сергеевна. Сказала, что ты поразил её до глубины души своим сегодняшним демаршем.
— Глубина души у неё, наверное, очень большая, — усмехнулся Борька. — Во всяком случае, по выражению её лица я особого удивления не заметил.
— И тем не менее. Что это ты так экстравагантно оделся? Испортил мой плащ. Проще было попросить, и я бы купила тебе одежду, какую бы ты захотел. Я считала, что в школу и вообще в присутственные места надо ходить в строгой классической одежде. Но если у тебя другая точка зрения… Я ведь никогда не навязывала тебе своё мнение.
— Мам, считай, что это был психологический опыт, тест. Завтра я оденусь как обычно, и все вернётся в привычное русло.
— А ты? — мать подошла, заглянула в глаза. — А ты как будто не в своей тарелке.
— Нет. Я остаюсь самим собой даже в необычной одежде.
— Всё шутишь. Но всё-таки, с тобой что-то не так?
— Ты спрашиваешь или констатируешь? — прищурился Борька.
— Борь, это всё игра слов!
Мать замолчала, прошлась по комнате. Тронула шапку белого короля с крестом.
— Борька, ты у нас самостоятельный и, как мне кажется, самодостаточный. Только смотри не заиграйся. Многие считают, что шахматы — это модель жизни, её отражение. Я не знаю, сколько существует вариантов шахматных партий. Допустим, миллион. Но в жизни, я знаю, всегда будет миллион первый вариант, которого ты не сможешь предусмотреть.
Мать положила короля на шахматную доску и ушла.
* * *
Борька рано вышел из дома. Сел на заборчик у дороги и смотрел, как русло шоссейной реки, освещённое будто пыльным рассеянным утренним светом, по цветной капле наполняется железным потоком. И когда поток уже бурлил вовсю, Борька побрёл в школу, одетый в отглаженные брюки и рубашку.
Она подошла к нему до урока в коридоре и впервые заговорила с ним.
— Ты вчера забавный маскарад устроил. Не ожидала от тебя.
Борька улыбнулся, воспринимая это как комплимент. Вот Она, рядом. И говорит с ним. Значит, удалось и всё было так просто?
— Я хотела тебя попросить, — она замялась. — Ты дашь мне алгебру списать?
Борька помолчал, вглядываясь в её такое изученное им лицо.
— Я не даю списывать, — и добавил через мгновение: — Никому.
…Острые сухие лимонные корочки кололи ладонь, которой Борька опирался о дно шкафа. От табачного запаха и аромата духов щекотало в носу.
В тишине шкафа Борька был спокоен, почти равнодушен. Белые и чёрные — они все были в его голове, в его воображении и двигались в соответствии с его желанием и логикой, твёрдой и неумолимой.
