В этот момент из гримерки вышел уже «хороший» Позолотов в сопровождении одного из помрежей. Неодобрительно глянул на кучу-малу вокруг Брунько, поджал губы. Потом заметил Тихомирова и кивнул:
– А, коллега. Нас тут на сцену, массовка под час чэ, сразу после того, как отхрюкает свое гарант. Давай, потом договоришь.
– Ну наконец-то! – подхватил помреж. – Артур Геннадьич, я вас обыскался! Хорошо, мне вот Николай Игнатьич…
– Ладно, па, – сказала Настена, – я тебе еще потом позвоню, ага?
– Нет! – Он увернулся от помрежа, оттолкнул его. – Стой! Не отключайся!
– Да что на тебя нашло?! – благодушно хохотнул Позолотов.
– Не отключайся, слышишь?! – Артур плечом отодвинул его в сторону, ввалился в пустую гримерку и запер дверь изнутри. Зачем-то еще приставил к ней стул.
– Я занят! – рявкнул. – Нет, милая, я не тебе. Ты здесь?
– Д-да… Па, что там происходит? Я правда потом перезвоню.
– Ничего не…
Где-то далеко в телевизоре пробило двенадцать. В соседней студии радостно закричали, хлопнула пробка.
– Ой, – сказала Настена. Она обернулась и посмотрела куда-то вбок. В сторону входной двери.
Именно туда она ходила, когда пыталась показать Тихомирову «сюрприз». Тяжелый сюрприз, который доставил неизвестный курьер. Сюрприз, внутри которого лежит мобильный Елены.
Если – только мобильный.
– Ой, пап, – сказала Настена. – Па-а-ап!..
Тихомиров прислонился к столу. В дверь гримерки стучали, грозились позвать охрану. Потом Позолотов фыркнул:
– Да пошел он в жопу. Что мы, сами не отснимемся? А с этим пусть Дудко разбирается, у вас же контракт?..
Помреж что-то вякнул.
– Ну вот, – сказал Позолотов, – попадет в черные списки на всех каналах, тогда и запоет по-другому. – Он хмыкнул и зашагал прочь.
Артур стоял, спокойный и бледный. Не мог оторвать глаз от экранчика, даже положил айфон на стол, потому что руки-то слегка дрожали… сердце билось ровно, а руки дрожали.
Внутри поднимался, прорастал тот, другой Тихомиров. Тот, который на самом деле жил за него последний месяц.
А может, и дольше. Может, последние несколько лет.
Лот, который оглянулся… который всегда оглядывался. Не из сочувствия – из холодного, восторженного любопытства.
На микронную долю секунды этот другой Тихомиров подумал о том, что сейчас все узнает наверняка. Сейчас – увидит.
Краем глаза Артур заметил в зеркале его лицо – чужое, омертвевшее, с дряблой кожей и мешками под глазами. Оно тотчас вздрогнуло и почти сразу изменилось, стало похоже на привычное, прежнее.
