На полу, раскинув ножки, сидел младший брат, Эле, сосал палец и большими глазами смотрел на Ирмэ.
— Ну-ка, — сказал Ирмэ. — Поди-ка сюда.
Мальчик подошел. Палец изо рта он не вынимал и глядел исподлобья, волчонком.
— Меер где? — сказал Ирмэ. — Дома?
Мальчик мотнул головой.
— Ушел?
Мальчик кивнул.
— С Зелде поругался, что ли? — сказал Ирмэ.
Мальчик мотнул головой.
— Так ушел?
Мальчик кивнул.
— Работу понес?
Мальчик мотнул головой.
— Ты что? — обозлился Ирмэ. — Онемел?
Мальчик вынул изо рта палец и сказал:
— Не.
— Так чего ты?
Мальчик вздохнул и плаксиво пропел:
— Тятя побил.
— Нашлепал?
— Не, — мальчик заплакал. — Вухо драл.
— «Вухо драл, вухо драл», — сказал Ирмэ. — Поди-ка на улицу. Нечего тут.
Он осторожно толкнул Эле к двери, встал и вышел на кухню. Никого. Ни Меера, ни Зелде. И печь не топится. И обед не варится.
«Ox, неладно», подумал Ирмэ, взял со стола горбушку хлеба, черствую, что кирпич, и пошел на улицу.
И тут-то, на улице, Ирмэ понял, что неладно-то везде, во всем местечке. Улицу Сапожников не узнать было. Ни стука, ни треска. Никто не работает. Мужчины чего-то шушукаются, перешептываются, перемигиваются. Женщины перебегают из дома в дом, ломают руки, причитают. На улице — вой и плач.
«Пожар, что ли, был утром? — подумал Ирмэ. — Помер кто?»
Неподалеку, широко расставив ноги, заложив руки за спину, стоял Неах. Он стоял и внимательно слушал, о чем речь. Ирмэ потянул его за рукав.
— Неах.
Неах посмотрел на Ирмэ и усмехнулся.
— Слыхал? — сказал он.
— Чего?
— С вывеской-то.
— Да, — сказал Ирмэ, — нескладно вышло.
— Как же вы так?
— Так уж. — Ирмэ пожал плечами.
— Приходи-ка попозже к Хаче, — сказал Неах. — Разговор есть.
— Ладно, — сказал Ирмэ. — Приду. Послушай-ка, — добавил он вполголоса, — что тут такое, а?
Неах удивился.
— Не знаешь?
— Не.
— Война.
Тут уж Ирмэ удивился.
— Война? — сказал он. — Это с кем война?
— Не понять, — сказал Неах, — с немцами, что ли.
— То-то я смотрю, — сказал Ирмэ. — А когда это?
— Да с утра, — сказал Неах. — На базаре приказ вывесили. Тут и началось. Говорят — всех заберут.
— И батю заберут?
— Ясно.
Прошла Зелде, высокая, худая, в черном платке.
— Ирмэ, — сказала она, — поди ты в хедер. Пора.
— Успеется, — проворчал Ирмэ. — Не горит.
— Говорят — немцы всех уложат, — сказал Неах. — Злые, черти.
— Ну, — сказал Ирмэ. — Наши-то, брат, тоже не трусливого десятка.
— Неах, — кричала Гутэ, высунувшись в окно, — Неах!
— Так что у Хаче-то будешь? — сказал Неах.
— Буду.
Неах ушел. Ирмэ еще постоял немного, потоптался на месте, потом лениво побрел вниз, в хедер. Он шел и думал.
