— Покупаться бы, — сказал Неах. Он весь размяк — сидел ленивый и вялый, как сонная муха.
— Погоди-ка, — сказал Ирмэ, — погоди-ка, Неах, купаться. Вроде рано бы.
Верно, эти, на берегу, что-то там такое надумали: они вдруг свернули и тропинкой побежали — куда-то наискось, к «могилкам» будто. Что-то надумали, бродяги! А что?
— За подмогой, что ли? — сказал Неах.
Ирмэ подумал.
— Нет, — сказал он, подумав, — не то. Не то, Неах. Ну ладно. Подождем.
Он уже не лежал — он стоял.
— Подождем, — сказал он, — не под дождем.
И вот эти вернулись — и что же? У каждого в руке шапка, и в каждой шапке — камни, полно камней.
Ирмэ свистнул.
— Вона что!
Однако оказалось, что камни-то не маленькие, с грецкий орех и больше. А кидал Монька — с-собака — метко. Ирмэ пригибался, вставал, приседал, а камни падали все ближе, ближе.
— Вот что, Неах, — сказал он. — Плот — к ляду, и плывем к берегу.
— Плот к ляду? — крикнул Неах. — Врешь!
— Дурака-то не валяй, — сказал Ирмэ. — Чокнут они тебе в лоб, а ты им что? Нече дурить-то. Прыгай.
Вода была теплая и липкая, как ил. Мальчики плыли рядом, лениво переговариваясь. Камня падали сзади, слева, справа, не задевая их.
— Зря мы им плот-то бросили, — сказал Неах.
— Плевать, — сказал Ирмэ. — На кой он тебе?
— Другой бы раз пригодился.
— Другой раз другой найдем, — сказал Ирмэ. — Они что там делают — не видишь?
— Вижу, — сказал Неах. — Сидят, ангелы, чавкают.
— Да камни-то откуда?
— Монька.
— Тьфу! — Ирмэ плюнул и повернул голову — посмотреть, чего он там, индюк-то? И вдруг что-то стукнуло его в ухо — раз. В глазах потемнело, он мотнул головой и стал медленно погружаться в воду.
Когда Ирмэ оглянулся, он увидел, что лежит на берету, голый, мокрый, а рядом сидит Неах.
— Ну, как? — сказал Неах. — Жив?
Ирмэ приподнялся, вздохнул, потрогал нос, глаза, лоб.
— Будто, Неах, — сказал он нерешительно, — будто жив.
Ирмэ шел и цыкал зубом. Денек сегодня выпал, чтоб ему! Раз — папироса. Год курит — и ничего, шито-крыто, а тут на тебе! влип, как муха. Батя, когда узнал, так два часа потом ругался, кричал, чуть не надорвался от крику. Два — Щука. Горит вот ухо, ноет. Три — Монька.
Ирмэ громче зацыкал и сжал кулак. Этому-то он покажет! Отшибет охоту камнями-то лукать. Уж это так!
Так или не так, а желвак-то у левого уха здоровый — гора. Надо же было так стукнуть, а? Бот ведь — индюк! А этот — «скажу моему папе» — тоже! Уж это верно: два сапога — пара…
Ирмэ вдруг остановился. Вот хорошо-то, что вспомнил. Придешь в хедер, а Щука: «Где сапоги?» Ирмэ-то знает, где сапоги, — пасутся-то пока сапоги, жвачку жуют, — да ведь Щуке-то этого не скажешь. Нет, рыжий, нече тебе в хедер соваться. Пойдешь завтра. Успеется.
