Костюм сидел на мне легко, полы расстёгнутого пиджака покачивались вперёд-назад, пока я неспешно сбегал вниз по ступенькам. Портфель с учебниками привычно оттягивал руку.
Подумал, что хотел зайти в музыкальный магазин во дворе. Однако вспомнив, который час, я недовольно пожевал губами — магазин уже закрыт. Это ж не супермаркет, уже десятый час, так что пора… пора.
Алекс говорил, что выбор дисков там огромный — от современной попсы до классики, что тоже попса — но для иного круга людей, и цены не кусаются.
Надпись над закрытой дверью гласила: «Мелодия» 10.00–21.30».
Я поглядел на часы в телефоне — 21.17.
Почувствовав радость, я направился к ведущим в полуподвальное помещение ступенькам.
— Ты куда? — окликнул меня хрипловатый, пропитой голос.
Я обернулся. Ко мне подошёл выбритый наголо человек в джинсах и мастерке. Лицо бледное, будто с перепоя, да так и есть, скорее всего. Карие глаза упёрлись в меня с неприязнью.
— Тебе-то что? — сказал я.
— Магазин закрыт.
— А ты здесь причём?
— Я говорю: закрыт.
Я молча направился мимо, вниз по ступеням к приоткрытой двери и полоске жёлтого света, но сзади меня схватили сильные руки и дёрнули назад, как мешок с тряпьём. Бритоголовый был силён, как стадо быков.
Я ощутил болезненный удар в живот, затем — его кулак превратил мой рот в погремушку, полную битых зубов.
Мне удалось схватить его за бегунок молнии на груди и рвануть на себя.
Половинки мастерки разошлись, я успел заметить абсолютно белый, как мел, живот и грудь без сосков.
Следующий удар был сильнейшим из предыдущих. После него я уже не встал.
Отделался я легко, ни переломов, ни сотрясения, даже зубы, что удивительно, целы. Мой портфель и кошелёк на месте. Как и мобильник. Бритоголовый оказался на редкость честным, чужого не взял.
В больнице меня продержали полдня. В одном из кабинетов, у которых мне приходилось ждать вызова, вместо врачей сидели двое крепких ребят.
После демонстрации красных корочек угрозыска на меня посыпались вопросы.
— Кто на тебя напал?
Я описал бритоголового. Его неестественно белая кожа мне теперь казалась деталью несущественной, даже порождённой следствиями килограммовых ударов по моей голове, и рассказывать я про это не стал. Оба мента были молодые, лет чуть этак за тридцать, в дорогих костюмах. Один высокий и рыжий, с полным лицом веснушек. Взгляд второго был небрежный и раздражённый. У обоих — неровно сросшиеся переносицы. Я подумал, что наедь вчера бритый в мастерке на них, кабинетами бы в больнице он не отделался.
