Их привели в просторный зал, напоминавший церковь. Сходство еще усилилось, когда явилось несколько господ в длинных мантиях и принялись с важным видом переговариваться на непонятной Рено латыни. Рено, слыхавший от Казимира о любви ученых к бесконечным диспутам, приготовился к длительному ожиданию, но собравшиеся удивительно быстро пришли к единому выводу и объявили, что Казимир болен проказой.
Рено был так поражен, что даже не разъяснил другу, в чем его обвиняют.
– Не может того быть! – воскликнул он громко и так уверенно, что его стали слушать. – Что я прокаженных не видел? Они в балахонах белых и с колокольчиками. Говорят, у них пальцы отваливаются, кожа с живых слезает, а Казимир вон какой здоровый! Ну не понимает по-вашему, так не всем же понимать. – Рено вдруг смутился, сообразив, что не годится ему, мужику и беглому крепостному, спорить с важными господами.
Однако, господа были скорее удивлены, чем разгневаны, и один из них снизошел до того, чтобы человеческими словами сказать Рено:
– Представленный на наше рассмотрение пациент страдает самой опасной и заразительной формой проказы, именуемой lepra polonika. Если взглянуть на его голову, то можно увидеть устрашающего вида коросту, образованную из волос и мозгового вещества. Черепная коробка у пациента расплавлена, мозг изливается наружу через обширные и многочисленные язвы. Так учат нас многие великие наставники.
Казимир, когда Рено пересказал эту речь, был совершенно уничтожен. Он покорно шел, куда ему указывали, и только поминутно восклицал, запустив пальцы в колтун:
– Вот же голова, целая! У нас полдеревни таких!
Казимира привели в собор, заставили лечь в приготовленный гроб. Зазвучал орган, началась заупокойная месса. Люди, заходившие в церковь, в испуге смотрели, как отпевают живого человека. Казимир лежал, даже не пытаясь пошевелиться, и только временами постанывал:
– Иезус, Мария! За что же? Целая голова-то!
Священник тоже пугался Казимира и спешил поскорее закончить обряд. Он подал знак, четверо крючников подняли гроб на длинные палки и понесли на кладбище. Рено бежал за ними, страшась, что сейчас Казимира живьем закопают в могилу.
Но до этого не дошло. Священник пробормотал еще несколько фраз, набрал лопату земли, высыпал на ноги Казимиру и, облегченно вздохнув, отошел. Теперь Казимир считался похороненным, и ему позволили встать. Служка издали кинул длинный балахон с прорезями для глаз, трещотку и палку. Казимир оделся и, сопровождаемый арбалетчиками, пошел по улице, нерешительно постукивая трещоткой. Народ мгновенно расступался.
