Глава 16. Благовоспитанность
Вежливость уподобляли надутой воздухом подушке, которая хотя ничего не содержит в себе, удивительно смягчает ваши толчки.
Джордж Л. Кэрн.
Внешность и вежливость играют большую роль в определении нашего влияния и нашей репутации.
Неумение держать себя часто подрывает влияние честности, трудолюбия и величайшей энергии. Многие люди могли бы удвоить свое влияние и успех при помощи доброжелательной вежливости.
Наше добро бывает меньшим добром, когда оно неуклюже и грубо.
Бросьте собаке кость, сказал один проницательный наблюдатель, и собака убежит с нею без виляния хвостом. Позовите ту же собаку к себе, потреплите ее ласково по голове и дайте ей кость из рук, и собака начнет от благодарности размахивать хвостом. Итак, даже собака и та, очевидно, понимает и ценит хорошую манеру доброго дела. Те, кто свои добрые дела как бы швыряет, не должны ожидать, что их милости будут подхватываться с благородной улыбкой.
«Лучше отказать в просьбе, чем удовлетворить ее грубо», сказал Честерфильд. «Манеры — самое главное во всем».
Утонченная вежливость с избытком возмещает все природные недостатки. Самым очаровательным, лицом всегда бывает то, которое обладает наиболее привлекательным обращением, а не то, которое обладает наибольшей физической красотой.
Мирабо был одним из самых некрасивых людей во Франции; он, как говорили, имел «лицо тигра, изрытое оспой», но очаровательность его обращения была просто непреодолима.
Мадам де-Сталь отнюдь не красива, но она обладала тем неопределимым нечто, перед чем простая красота кажется заурядной и незначительной. Ее влияние над умами людей было так велико, что даже Наполеон побаивался ее и потому изгнал ее из Франции.
Эмерсон хорошо сказал, что «жизнь не настолько коротка, чтобы не нашлось всегда достаточно времени для вежливости».
Пробным камнем нашей благовоспитанности часто оказывается наше обращение с прислугой и членами нашей собственной семьи.
Генерал Грант обладал утонченной вежливостью, образчиком которой может служить следующий случай.
Одна нью-йоркская дама только что заняла место в вагоне поезда, шедшего в Филадельфию, как какой-то плотный мужчина, сидевший как раз перед ней, закурил сигарету. Дама закашляла и беспокойно задвигалась, но так как эти намеки не; произвели никакого действия, она колко сказала: «Вы, вероятно, иностранец, и не знаете, что для курения в поезде имеется особый вагон; здесь же курить воспрещается». Мужчина, ничего не ответив, выбросил свою сигару в окно. Каково же было изумление этой дамы, когда минуту спустя кондуктор сказал ей, что она вошла в частный вагон генерала Гранта. Она в сильнейшем смущении направилась к двери, с опасением глядя на неподвижную фигуру; но та же самая утонченная вежливость, которая побудила Гранта отказаться от своей сигары, была опять проявлена им в том, что он, очевидно, щадя чувства этой дамы, даже не взглянул на нее.
