Труман обернулся.
— Я решила, что ты постеснялся попросить пива, поэтому налила тебе именно пива. Вместо содовой.
— Отлично. — Он взял предложенный напиток, глядя, как она удобно устроилась на диване. — Ты это серьезно — насчет криминалистики? — слегка запинаясь, спросил он.
Кейти кивнула.
— С чего это?
— Если я отвечу, ты посчитаешь меня круглой дурой.
— Не посчитаю, клянусь. Расскажи.
— В другой раз.
Кейти повела плечами и опустила глаза. Труман понял, что она смутилась, и не стал больше приставать к ней с расспросами.
— Мне жаль, что твоя сумочка так и не нашлась.
— Ерунда. К тому же в итоге это досадное происшествие все равно закончилось благом.
— Благом? То есть?
— Я снова повстречала тебя.
Она смело посмотрела ему в глаза. И куда делась былая робость?
— Очень рад, что мы повстречались… — пробормотал Труман.
— Я твоя должница, Труман Уэст.
— Нет, что ты, Кейти, нет! Ты ничего мне не должна! — запротестовал он.
— Если бы ты не вмешался, грабитель мог бы причинить мне больший вред.
— Я всего лишь выполнял свою работу.
— Скажи мне, Труман, — вкрадчиво промурлыкала Кейти, и ее голубые глаза озорно заблестели, — разве в твои обязанности входит спасать подружку невесты и привозить ее прямо к алтарю?
— Если того требуют обстоятельства.
— О, Труман, — рассмеялась Кейти каким-то особенным грудным смехом, — поверь мне, обстоятельства того требовали. Еще как!
Она встала с дивана, медленно подошла к нему и как бы невзначай взяла его за руку.
— Послушай, Труман. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, я в твоем распоряжении… И днем и ночью.
— Я запомню.
— Точно? Я не шучу.
— Клянусь, что, если мне понадобится помощь, я обращусь к тебе. В любой момент.
— Вот и хорошо. — Кейти отпустила его руку. Как раз вовремя, потому что Труман покрылся бы холодным потом, если еще хотя бы секунду чувствовал ее прикосновение. И все же он слегка подался вперед, в надежде на продолжение чудесной прелюдии любви, но Кейти ловко избежала его жарких объятий. С улыбкой она проводила его до двери и, выслушав невнятные слова прощания, пожелала ему доброй ночи. Труману ничего не оставалось, как только убраться восвояси. Самолюбие молодого мужчины было ущемлено, а сердце, бившееся в его груди сердце рыцаря, пылкое и жаждущее любви, завоевано.
