«В чем коренное отличие культурной и благополучной Европы от вечно не устроенной России?» — часто задавался вопросом горный инженер и всегда находил совершенно разные ответы, но лишь один из них, по его мнению, был универсальным: «Разница в отношении к службе: к собственным обязанностям и к подчиненным. Это касается не только мастеровых или коллежских регистраторов, но и «птиц высокого полета». Если, допустим, в той же Англии усердный письмоносец рано или поздно будет замечен и обязательно возглавит почтовую контору, то в России многое зависит от симпатии начальства. Можно целую жизнь протаскать на плече тяжелую сумку с газетами, но начальником почты так и не стать, потому что для губернского почтмейстера главное не добросовестность работника, а уровень его личной преданности».
Особенно это тяжело осознавать, если ты относишь себя к интеллигенции — вот уж исконно русское словцо, выдуманное плодовитым литератором Боборыкиным в середине прошлого века! — этакой социальной группе образованных и воспитанных людей. Ни в одном языке мира нет точного перевода этого понятия, и потому донести иностранцу весь смысл одним словом невозможно. Например, английское «intellectual» не подойдет вовсе, поскольку характеризует лишь человека умственного труда и ничего не говорит о его поведении в обществе. Ближе — «gentleman», но все равно не то, поскольку происхождение для интеллигента не главное. Самым подходящим толкованием видится длинное, но емкое — highly educated and well-bred man[2]. Это и есть упомянутый еще Чеховым вежливый, честный, скромный и даже прощающий ближним «и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних…» человек. Его обостренная совесть не позволит потакать сильным мира сего ради собственного благополучия. И он, как заметил Леонид Андреев, «сколько бы ни выпил, все равно остается культурным человеком».
Горный инженер Белоглазкин как раз и был таковым. От своего коллеги и главного конкурента Кампуса он отличался прежде всего тем, что, обладая несравненно большими познаниями в теории нефте- и газодобычи, умел использовать малейшие преимущества, дарованные ему природой. Так, штейгеры «Ставропольского товарищества по исследованию недр земли», отыскивая нефть, проходили мимо горючего газа верхних горизонтов, считая его малодоходным. Не обнаружив «черного золота», они перебирались на новый участок, а прежний попросту забрасывали. После их ухода с «пустой» скважины к расстроенному хозяину (пивного завода, ресторана, хлебопекарни или мельницы) приходил Белоглазкин с предложением организовать газоснабжение. Подавалась смета. А чтобы заказчик был сговорчивее, Илья Дорофеевич приводил практический расчет и разъяснял, что только суточная добыча уже упомянутой скважины, к примеру на бывшем заводе «Салиса», позволяла готовить пищу семье из четырех человек в течение месяца. И хозяин, как правило далекий от понимания «дебета скважины», почти всегда соглашался. Уже на следующий день кипела работа: подводами доставляли металлические трубы, везли насосы и приступали к прокладке газопровода. По окончании монтажа тот же чешский пивовар не только расплачивался наличными, но и изъявлял желание приобрести несколько десятков акций «Ставропольско-Кубанского нефтяного товарищества». И это обстоятельство было лучшей рекламой деятельности заезжего горного инженера.
