Ему не нужны были эти детали — он хотел видеть Джанет и убедиться, что все в порядке.
— Оставь меня с ней, — сказал он, избегая глядеть на бабушку. Он ощущал ее пристальный взгляд, затем она двинулась к двери.
— Бабушка, — позвал Грэй.
Она остановилась.
— Мне будет не хватать тебя.
— Мне тоже, Грэй. — В ее голосе были слезы. — Сотни лет мы были похоронены со своими мертвыми, но пора уже Завету пробудиться и осознать, что мы лишь ждем и спим. Я рада, что первым голосом, пропевшим песнь нашего возрождения, будет твой; тебя будут помнить все женщины Завета.
Она ушла.
Грэй расхаживал по комнате. На узкой кровати Дансер поворачивалась с боку на бок и что-то бормотала — как тогда, когда он впервые увидел ее. «Джанет?» — окликал он всякий раз, когда она шевелилась, пытаясь дозваться до нее и вернуть к жизни. Наконец он опустился на колени у кровати и стал безотрывно смотреть в ее лицо. Тик дергал ее черты, руки дрожали, если Грэй не держал их в своих. Наконец губы попытались что-то произнести. Он поцеловал их. И вдруг ее заблудшая душа вернулась наконец домой. Она открыла глаза, потом смежила веки и улыбнулась.
— Грэй!
Грэй обнял ее.
— Мне снилось, — сказал она, — что я проспала тысячу лет, а потом ты снял чары и пробудил меня.
— Я знаю эту сказку, — сказал Грэй, улыбаясь и ладонью отводя длинные волосы с лица своей спящей красавицы, — и знаю, чем она закончилась.
И снова поцеловал ее.
Вы уже знакомы с Родом Гарсиа — историком с дипломом доктора философии, полученным в Калифорнийском университете, по публиковавшимся в № 1 и № 2 «Сверхновой» за 1994 год повестям «Старая вера» и «Хоровод». Теперь перед вами самая первая его повесть, насыщенная свежестью, экзотикой, со стремительным сюжетом, которую Кристин Раш из F&SF назвала «многообещающим и восхитительным дебютом».
Род Гарсия-и-Робертсон
На дальнем берегу на живца лучше берёт[2]
Наветренный Мат
Лежа лицом вниз на поверхности теплой, как кровь, воды, Кафирр видел: у него на глазах безобидное животное превращалось в плотоядное чудище. Еще мгновение назад плавал себе простой донный падальщик, а теперь тело рыбины, насыщаясь соленой водой, раздавалось и вытягивалось. Хвост заострился, превратившись в жесткую, как ножевая сталь, лопасть, челюсти изменили форму, зубы обнажились в злобном хищном оскале. На спину животного наползли темные тени, брюхо же его покрылось трупной белизной. Такое сочетание цветов подражало защитному — в два тона — окрасу, который предпочитали глубоководные хищники. Быстрее забили псевдоконечности, медлительность, обычная для падальщика, сменилась резкими, решительными рывками. Мелкие, жадные до добычи зубы готовы были рвать в клочки все, что ни попадется на пути.
