Первым, что увидела Джейн, свернув на грязную подъездную дорожку, были распахнутые настежь ворота.
— Странно, — пробормотала она.
Бабушка свято верила в неприкосновенность личных границ — как физических, так и социальных, — и Джейн никогда не видела ворота незапертыми. Громкий хриплый лай из зарослей, которые отгораживали дом от дороги, только усилил чувство ненормальности происходящего. Через мгновение к машине бросилась тощая немецкая овчарка. Глаза Джейн расширились.
— Дружок?..
Собака замедлила шаг и оскалила зубы. Шерсть на боках свалялась и спуталась.
— Кажется, он тебя не узнает, — с тревогой заметил Малкольм, когда пес припал к земле, будто готовясь к прыжку.
— Я его тоже. Но это может быть другой. Бабушка называет всех своих собак Дружками — говорит, устала придумывать имена.
— Может, это бродячий? — предположил Малкольм.
У бабушки собака не могла так исхудать — и обозлиться. Джейн инстинктивно проверила окно — оно было плотно закрыто.
— Давай подъедем к дому. Ба, наверное, уже услышала шум.
Джейн поехала вверх по склону и с облегчением проследила, как пес с истошным лаем снова скрылся в зарослях.
Они припарковались справа от ветхого крыльца, с которого полосками сходила белая краска. Свет в окнах не горел, и единственным ответом на ее робкий стук была тишина.
Внутри Джейн все сжалось, кончики пальцев покалывало. Она поджала губы и толкнула деревянную дверь. Та оказалась не заперта. Из коридора повеяло затхлым холодом. Девушка поежилась.
— Малкольм, что-то не так.
— Может, она пошла в гости?
В тишине опустелого дома голос Малкольма прозвучал неестественно громко. У Джейн побежали мурашки по спине.
— Она не ходит в гости, — уверенно ответила девушка, но все же почувствовала слабый проблеск надежды. Может, теперь ходит; или она переехала, и мы только что ворвались в чужие владения…
Джейн свернула в коридор. На стене мелькнула знакомая репродукция «Красной комнаты» Матисса, под ногами шуршал все тот же потертый персидский ковер. Когда она перешагнула порог гостиной — той самой гостиной, где в четыре года строила крепости из подушек и шерстяных одеял, — последняя надежда, что Селин Бойл отправилась в гости или переехала, растаяла. Потому что бабушка была здесь — сидела в любимом кресле с цветочным узором, строго сложив руки на коленях. Ее кожа была землистого оттенка, глаза глядели куда-то мимо Джейн, а темные зрачки подернула белесая пленка.
