Он помолчал, поерзал, повздыхал.
— Настоящая-то моя вина в том, что «вальтер» этой собаке Колесниченко продал. Он его случайно у меня увидел. Пристал: продай да продай. Мол, в тайге частенько бывает, а карабин не всякий раз с собой возьмешь, так что… Грех тут действительно мой. Но статью свою — сто вторую, по которой вышку дают, не по адресу предъявляете.
Ушлым человеком был Василий Борисович Калмыков. Все рассчитал. И подивился Верещагин тому, как же иной раз везет дуракам и пьяницам.
— Значит, вы утверждаете, что этот пистолет с патронами продали Колесниченко?
— Ему самому.
— Когда?
— Да где-то весной, пожалуй. — Калмыков вдруг замолчал, пристально и даже несколько испуганно посмотрел на следователя. — А что, насколько я понимаю, именно из этого «вальтера» того парня?.. Ах, Степан, Степан…
Вполуха слушая Калмыкова, Верещагин достал справку из медвытрезвителя, как бы невзначай выложил на стол фотографии, где он был снят с Игорем Кравцовым. Верещагин тогда смог подобрать кедровник, довольно похожий на тот, откуда стрелял в Шелихова Калмыков, и впечатление было такое, что Игорь рассказывает и показывает следователю, как произошла та страшная трагедия.
На какую-то долю секунды Калмыков сжался, непроизвольно потянулся к снимкам. Однако сумел пересилить себя, тяжело выдохнул и опять принял прежнюю позу.
— Что с вами, Василий Борисович? — спросил Верещагин.
— Н-нет. Ничего, — ответил тот. И тут же: — А это кто?.. Тот? Второй?..
— Да, это Игорь Кравцов. Тот самый, который, услышав выстрелы, сумел догнать вас, и если бы вы не ранили его в голову, мы бы давно закончили это дело, — как можно спокойно сказал Верещагин и, видя, с каким страхом всматривается Калмыков в фотографию парня, спросил: — Василий Борисович, вы когда-нибудь задумывались о неотвратимости наказания?
Тот дернулся, будто его ударили, наморщил лоб, непонимающе уставился на следователя.
— О не… неотвратимости?
Верещагин пододвинул ему справку из медвытрезвителя.
— Это было в тот самый вечер, когда из вашего «вальтера» был убит Артем Шелихов и ранен Игорь Кравцов.
Около гостиницы Верещагин вылез из милицейского газика и, попрощавшись с Грибовым, поднялся в свой «люкс». Наконец-то Калмыков признался в убийстве Шелихова, они провели следственный эксперимент, и скоро можно будет возвращаться домой.
Машинально включив телевизор, который благодаря вмешательству Грибова не только показывал, но и рассказывал, что творится на белом свете, Верещагин бросил на стул куртку, без сил опустился в потертое полукресло. Сказывалась усталость последних дней. Он едва успел расслабиться, как в дверь постучали, и тут же вошел летнаб Курьянов, а за ним среднего роста, спортивно-подтянутый мужчина лет пятидесяти — Давыдов, руководитель производственных испытаний нового парашюта для лесных пожарных. Их познакомил Курьянов, и тогда же Давыдов пригласил следователя на «дружеский, абсолютно непритязательный ужин у костра». «Тридцать лет одному хорошему человеку исполняется», — сказал он.
