Военные приключения. Выпуск 5 | страница 106



Он-то не стрелял, ему переживать нечего…

— Вы почему скисли? — обратил внимание на Николая Сташенков. — Что-нибудь не нравится в моих действиях?

— Хочу угадать, что за всем этим кроется, — ответил Николай.

— Не было куме печали, — поморщился Сташенков. — Мы свое дело сделали, и, считаю, неплохо. А отчего, почему — пусть у начальства голова болит.

— А за фисташки совесть не мучает?

— Чего? — не понял Сташенков. И покрутил в улыбке головой. — Ну, Николай Петрович… Лучше, если бы у них в сумках гранаты лежали?.. Подождите, еще и с таким повстречаетесь.

— Товарищ командир, Центральный передает, чтобы шли к ним, видимо «духами» заинтересовались, — сообщил по переговорному устройству бортовой радист-механик.

— Понял, — ответил Николай.

На Центральном аэродроме задержанных сдали подполковнику из разведуправления. Одного из них, чернобородого красавца, и узнал Николай. Он даже помнил его имя — Абдулахаб.

2

Наконец-то Абдулахаб разыскал свою Земфиру. Шурави[5] продержали его у себя более недели.

Сколько он пережил за это время, чего только но передумал! Допрашивали его советские контрразведчики вместе с хадовцами[6], и Абдулахаб больше всего боялся, что им удастся дознаться, кто он и какую роль играл в отряде Башира, а потом Масуда. Боялся, что выдаст напарник Мурмамад. Правда, знает он мало — в отряде вторую неделю, но что Абдулахаб ведал казной — в курсе. А если выдаст — прощай золото, и что намыто на берегу Кокчи, и что припрятано недалеко от кишлака Мармуль. Но похоже, Мурмамад настоящий моджахед: не спаниковал при появлении вертолетов и на предварительном допросе, когда их еще не разлучили, твердил одно: они дехкане из кишлака Шаршариф, перебрались через речку, чтобы запастись на зиму фисташками.

Абдулахаб предполагал и второй вариант: советские контрразведчики захотят использовать его в своих целях. Предложение он примет, только бы отпустили, а когда окажется на свободе, заберет Земфиру, и ищи ветра в поле, как говорят русские. Абдулахаб снова станет Абдулахабом, а не Саидом, коим он назвался, присвоив себе имя убитого, — у Саида не такая известная биография, он тоже в отряде недавно, месяца три, и не представляет для Советов такого интереса, как бывший студент Ташкентского государственного университета, посланный учиться новым, революционным правительством Амина, затем начальник снабжения геологоразведочной партии в Файзабаде, а еще позже — казначей банд Башира и Масуда.

Но дни шли за днями, допросы за допросами, а никто ему ничего не предлагал, даже намеков на сотрудничество не делал. Его мучила неизвестность, неопределенность положения и все больше беспокоила судьба Земфиры. Как она там? Выдержит выпавшие на ее долю испытания? Первый год жизни в Афганистане она перенесла довольно тяжело: в Ташкенте у нее была хотя и небольшая однокомнатная квартира — жили они вдвоем с матерью, — но с удобствами, с газом и горячей водой. В Файзабаде же, куда привез ее Абдулахаб, пришлось привыкать к земляному полу, к керосинке и костру, к невкусной, с горечью, воде, которую она могла пить только кипяченой. А потом, когда Башир увел Абдулахаба в банду и Земфира более месяца жила в страшных ожиданиях и лишениях, она пошла за мужем дорогами испытаний, еще больших страданий, скитаний и бесконечных боев. И только любовь ее к Абдулахабу помогла переносить зной и холод, трудные длинные переходы, насмешливые, а то и недобрые взгляды единоверцев мужа. Правда, никто в отряде Башира не смел и словом оскорбить ее — боялись Абдулахаба, самого сильного и ловкого в отряде воина, пользующегося покровительством главаря. И Башир относился к Земфире с почтением, иногда долго не отрывал от ее стройного стана вожделенных глаз. Абдулахаб опасался, что однажды предводитель не выдержит искушения и, отправив Абдулахаба на задание, прикажет Земфире явиться в его палатку. Но Башир, имевший в десятке кишлаков жен и любивший женщин, оставлял Земфиру в покое, то ли дорожа прежней дружбой с Абдулахабом, то ли боясь его мести. А возможно, выжидал более подходящего момента. И Абдулахаб не знал, чем закончится страсть главаря к его жене, пока отряд Башира не попал в засаду.