Как оказалось, этот горе-садовник, хотел покосить траву и поранил косой свою ногу. Кровь лилась рекой, и ему, от увиденного стало совсем плохо. Когда мы вышли к завтраку, он уже сидел за столом. Бледный, с перевязанной ногой, жалкий и несчастный. С лица повязка была снята. Зато теперь, бинт красовался и белел на ступне.
Завтрак, как всегда, превзошел все наши ожидания. Мы дружно уплетали за обе щеки и смотрели на нашего садовника. А ел Аурел так, словно его не кормили три дня.
— Хорошо, что наш хромой румын не поранил себе руку, — смеясь, произнесла Дашка, — а то, как бы он кушал.
И действительно, парень справился с едой быстрее, чем мы. По его счастливому лицу было видно, что он сыт и доволен.
— А мне кажется, что всё, что мы говорим, он понимает, — вдруг произнесла Люся, внимательно глядя на Аурела.
Мы посмотрели на садовника, и я увидела, как его черные глазки быстро забегали. Заметив, что мы его внимательно изучаем, Аурел кисло нам улыбнулся, встал и хромая, бочком, бочком попятился от стола подальше. Мало ли что. Вдруг вздумаем его пытать.
— За ним нужен глаз да глаз. Не нравится мне всё это. — Сказала я своим подругам. — Какой-то засекреченный шпион. Мне уже вчера показалось, что он все понимает. Но делает вид, что мы говорим на неизвестном языке.
— Устроить бы ему допрос с пристрастием, — решительно сказала Дашка, — сразу бы признался, почему ведет себя так загадочно.
— И как бы ты это сделала, — рассмеялась Люся, — пистолета у нас нет, чтобы его испугать. Рогатку на него направить?
— Да стянула бы с него трусы, как с Марата. Мгновенно бы признался, — в ответ улыбнулась Дашка.
— Нет. Пытать его надо едой. — Шутила я. — Вы видели, как он любит поесть. Не кормить его, хотя бы, день. Сразу расколется.
Так мы сидели и издевались над бедным парнем, который быстренько, несмотря на его ранение, спрятался за углом дома.
— Пошел, наверное, к своему священнику о нас докладывать. — Продолжала шутить Дашка.
— Засланный казачок какой-то, — поддерживала её Люся.
— У него большая рана? — Спросила я Ксеню, когда та пришла к нам на террасу, чтобы убрать со стола.
— Больше слёз, чем пореза. До свадьбы заживет.
Мы своим весельем заразили и нашу новую подругу. И вчетвером весело смеялись, когда услышали осторожное покашливание.
Выглянув из-за Ксени, которая собой прикрывала центральную дорожку, я увидела симпатичного молодого мужчину, приблизительно нашего возраста. Высокого, темноволосого. Его красивые кудри были стянуты сзади резинкой в хвостик. Одет он был в белую футболку, маленькую жилетку и джинсы. В руках он держал мольберт, полотно и небольшой кожаный кейс.
