Шенн огляделся: вокруг было тихо, и быстро побежал следом. Густая трава глушила шаги, да и сам Шенн не забыл, что когда-то был охотником. Он быстро догонял воина, оставаясь невидим и неслышен. Куда же тот идет?
- Далмира!
Девушка обернулась. За спиной стоял Эвран. Гурданец подошел совершенно неслышно, а она и не смотрела в сторону лагеря.
- Нам надо поговорить, - сказал он. Свет луны падал на воина, блестя на плохо закрашенных пластинах брони. Оружия при нем не было.
Далмира поднялась, не выпуская из рук копья. Раскроив тишину, над головами закричала ночная птица.
- Чего ты хочешь?
- То, чего хочу, я вряд ли получу, - усмехнулся наемник.
- Ты груб, Эвран.
- Я знаю. Я не умею говорить с женщинами. Сразу тащу их в постель.
- Со мной так не выйдет.
- Знаю, - неожиданно мягко ответил гурданец. - Просто ты здесь единственная женщина. И очень красивая. И не такая, каких я знал прежде. Быть может, ты последняя женщина, которую я вижу... Если держишь обиду, прости меня.
- За что мне прощать тебя, Эвран?
- Сама знаешь, - отводя глаза, пробурчал гурданец.
- Я ничего не помню, - улыбнулась Далмира. - Но как ты спас меня от тех тварей - не забуду.
- Я видел твою... Хм... спину. На ней шрамы, а на плече клеймо. Откуда это, Далмира?
- Об этом я не хочу говорить, - отрезала она.
- Ясно. Я не любопытен. Только вот что. Хочешь совет?
- Говори.
- Ты гордая. Это плохо. Женщина не должна быть гордой и не должна воевать.
- Я слышала это много раз.
- Это не твой путь. Тебе не надо быть здесь.
- Боги решили так, Эвран.
- Что ж, если решили боги, то кто я, чтобы им перечить? - было неясно, шутит он или нет. Далмира не видела лица воина - оно было в тени. - Знай одно: я всегда прикрою тебя, Далмира.
- Спасибо. Я тоже прикрою тебя.
- Не надо! - резко отозвался Эвран. - Не надо. Запомни это, женщина.
Он скрылся в темноте. Далмира сорвала травинку и закусила зубами. Горечь наполнила рот. Быть может, Эвран прав? Разве она рождена, чтобы размахивать мечом? Разве она не видела другую жизнь: веселых, счастливых женщин в городах, женщин, у которых есть муж и дети, женщин, что носят красивые платья и ленты в волосах, не дышат дорожной пылью, не видят кровь и смерть? Но мир не давал ей стать другой. Лишь раз, когда сам одан возжелал ее... Ей всегда приходилось драться, защищаться, убегать. Значит, сами Боги избрали для нее этот путь - а может ли противиться богам человек?
