— Вадим.
Скобарский, намотав шарф на горло, тронул его за локоть.
Одетый в темно-серое простенькое пальто, слегка согнувший ноги, он походил на скромного провинциального учителя. Не очень устроенного в жизни.
А еще чем-то — на доктора из мультфильма "Верните Рекса".
— Да, — сказал Вадим, глядя в его ожидающие чего-то (обмана?) глаза. — Банк, наверное, уже открылся. Документы?
— Здесь. Я взял.
Скобарский постучал себя по груди — сквозь ткань пальто раздался бумажный шелест.
— Пойдемте.
Они вышли из дому.
Во дворе выгуливали собак, под деревом стоял мальчик с сумкой, на углу, прогревая двигатель, подрагивал красно-белый автомобиль.
— Вы, наверное, врач? — спросил Вадим.
— Нет, что вы, — смущаясь, пряча нижнюю половину лица в вороте пальто, сказал Скобарский. — Я всю жизнь был простым инженером-теплотехником. Сначала на заводе, который сейчас закрылся. Затем в городских теплосетях. Чуть-чуть халтурил. Потом продавцом работал, представляете? В закутке таком, канцелярском что ли. Нет, что жаловаться? Я не жалуюсь, Вадим. Только как-то пролетело все…
Они подошли к остановке.
Небо было хмурое, серое, низкое. Желтые листья пятнали асфальт. Из опрокинутой урны выглядывала мятая газета.
Мимо прокатило маршрутное такси.
— Знаете, — сказал Скобарский, останавливаясь под козырьком, — это кажется ужасно несправедливым, когда с тобой случается какое-нибудь несчастье. Человеку вообще свойственно не думать о смерти. Ежедневные заботы как бы ограничивают способность размышлять отвлеченно, о событиях, которые могут произойти, а могут не произойти, или произойдут обязательно, но не известно когда. Понимаете? И когда вдруг что-то обрушивается на тебя… — Он вздохнул. — Это чаще всего шок. Думаешь: за что? Почему именно я? Разве я заслужил? Будто сама жизнь как хаотический процесс не предполагает такой внезапности. Но она ведь предполагает!
Он быстро замерз и принялся, переступая, постукивать ботинком о ботинок. С неба точечно покрапывало. Автобуса не было видно.
— Может, пройдем до следующей? — спросил Вадим.
— Да, пожалуй, — согласился Скобарский. — Хоть согреемся.
— Вы извините, Вадим, — сказал он, когда они неспешно побрели по Кутузова, обходя частые лужи, — я могу быть зануден…
— Да нет.
— Я много думал. Когда все одно за другим… Сначала, конечно, в какое-то исступленное состояние впадаешь. Да. Словно видимое поле сужается. Только безысходность и видишь. Это давит, давит. Потом закипаешь. Начинаешь раздражаться от каждого пустяка, от любой мелочи. И все идет как-то не так, и жизнь…
