Подвиг «тринадцатой» | страница 9
— Что вы, Владимир Александрович, можете рассказать о самой атаке?
— А знаете, почти ничего. Ведь на подводной лодке у каждого человека определен боевой пост, на котором нужно находиться во время тревоги. Никаких передвижений, а тем более выхода наверх во время преследования лайнера и его торпедирования не могло быть. Так что о ходе атаки знал я со слов комиссара, капитан-лейтенанта Бориса Сергеевича Крылова. Он заходил в отсек перед самой атакой. Объяснил, что обнаружили огромный лайнер, что охрана у него большая, а потому командир принял рискованное решение — атаковать со стороны берега. А потом, помню, дизели дали полный ход, началась погоня. Сейчас даже не могу объяснить этого, но захватил настоящий азарт. Кажется, никогда так тщательно не готовил торпедные аппараты к стрельбе. Наконец — залп! Мне довелось дергать стрельбовые рукоятки, а потом лихорадочно соображать, что же случилось с четвертой торпедой, не вышедшей из торпедного аппарата. А фашисты тогда здорово нас бомбили — как-никак огромный лайнер пошел на дно! Однако командир сумел лодку спасти хитроумным маневрированием…
— О чем осталось самое яркое впечатление по ходу атаки?
— Пожалуй, о случае с четвертой торпедой. При атаке в носовом отсеке находятся командир торпедно-артиллерийской боевой части и два торпедиста. Так вот, капитан-лейтенант Константин Емельянович Василенко получил по переговорной трубе приказание: «Носовые… пли!» Я дернул рукоятку раз, другой, третий, четвертый — стрельбу производили вручную. Все шло нормально. Сработал автомат-коробка. Чувствую — толчок, второй, третий… Три торпеды вышли. А где же четвертая? Вышла или нет? Если вышла — как же я толчка не уловил? Если не вышла, то в каком она положении? Не дай бог, если не полностью вышла, зацепилась! Это ведь страшная опасность для лодки, для экипажа…
— Владимир Александрович, — нетерпеливо прервал я его, — об этом мы еще обязательно поговорим. Но сейчас я в цейтноте. А мне хотелось бы узнать адреса еще кого-либо из членов экипажа…
Бесцеремонное вмешательство мое сбило Курочкина и, видимо, обидело. Он помолчал немного, пересиливая себя, затем сказал:
— Знал адрес командира, бати нашего. Жил он на Петроградской стороне, на улице Олега Кошевого, семнадцать, квартира тридцать два. А сейчас наверняка знаю адрес бывшего штурмана — Николая Яковлевича Редкобородова. Совсем недавно встретил его, поговорили…
— А где он живет?
— Улица Карташихина, тридцать один, квартира сто тридцать восемь. Это на Васильевском острове…