А время-то уходит!
Ольга рванулась к лестнице, поскользнулась на гладком мраморном полу («как корова» — подумала она еще сама про себя), больно стукнулась коленом, плечом продавила дверь и кинулась, прихрамывая и перехватывая обеими руками перила, вверх по лестнице.
В свой кабинет она вбежала за пятнадцать секунд до сигнала о начале рабочего дня. Рухнула за стол, и тут же взвилась: после короткого стука в дверь зашел какой-то мужик и стал что-то нудно спрашивать, совать ей какие-то бумаги, говорить неприятным голосом непонятные слова…
— Выйдите! — страшно сказала Ольга, вытаращив глаза. — Вы что, не видите, что я занята? Вас вызовут!
Мужчина, извиняясь, ретировался, а она рухнула на стул, хватая воздух ртом.
— Ольга Александровна, — тут же произнес, откашлявшись, динамик над дверью. — В обеденный перерыв зайдите к психологу, будьте добры.
Она чуть не плакала уже. Вот ведь, не задался день… Сначала, вроде, повезло, а потом… Бежала, колготки порвала, ушиблась, на посетителя наорала, к психологу вот теперь… И вес еще. А ведь уже давно не девочка. Понимать должна.
Потом Ольга вошла в рабочую колею. Она выслушивала, переспрашивала, проверяла бумаги, отвечала на вопросы, ставила визу, объясняла, здоровалась и прощалась, улыбалась, кивала головой, поднимала брови, снова улыбалась…
Ровно в одиннадцать прозвучал гонг. Она закрыла дверь, встала перед видеоглазом и проделала под диктовку весь положенный ей комплекс упражнений, покряхтывая иногда при нагибаниях и приседаниях и страшно жалея себя.
Потом был еще час приема граждан. А после наступило время обеденного перерыва.
В столовой по ее пропуску ей дали плоскую тарелку пресной овсянки и полстакана сока. Воду же можно было брать, сколько захочешь. Простую кипяченую воду. Времени на обед, выходит, почти не потратилось, и Ольга поднялась к психологу. Пешком, опять пешком. В лифт все еще не пускали.
— Ну, Ольга Александровна, и что у нас с вами плохого? — улыбалась молоденькая симпатичная психологиня.
И тут Ольга не выдержала. Она выдала все, что накопилось с утра. И про молодых и стройных, и про кусочек торта, и про столовую эту проклятую, и про маршрутку, и про лестницу вверх-вниз, и про погоду, и…
Остановили ее дрожащие губы и слезы, огромные слезы, скатывающиеся из прекрасных черных глаз девушки-психолога.
— За что вы меня так ненавидите? — шмыгала та носом. — Я ведь тоже работаю. И не меньше вашего, между прочим! И моя работа еще как нужна людям! Нужна! Вот. А вы… А меня…
