Он подошел к двери своей комнаты, постоял, набираясь духу.
Сейчас выйду. Вот сейчас выйду. Никого там нет. Это все мне кажется. Никого нет.
Вышел. На кухню — сразу налево. Не надо заглядывать в большую комнату. Нечего задерживаться в коридоре. Сразу на кухню, там щелкнуть кнопкой чайника. Он еще теплый — это с утра, наверное. Но хочется горячего чая, а не теплого. Вот, забулькал, зашумел. А теперь осторожно, боком, ни на что не смотря — к холодильнику.
А как вот ни на что не смотреть? Глаза закрыть, что ли? Тогда ведь и холодильник не найти. Это еще когда — в прошлом месяце, что ли? Пытался он тогда с закрытыми глазами. И что? Сразу головокружение. Сразу — с курса. Сразу башкой о стену. Старой пустой больной башкой. Так последние шарики повыкатываются…
Кстати, если просто смотреть вниз, не поднимая глаз, тоже ничего хорошего не дает. Вот эти темные пятна. Почти черные, такие красные. И блестят. Это что? Или опять всякая хня и бня видится? Вот как принимать такую аберрацию зрения? То ли полы мыть пора, то ли… Но если полы мыть, то есть признать существование грязи, так что это и откуда?
И гильзы.
Вот что за голова дурацкая? Откуда такое набралось? Книжек приключенческих и военных в детстве перечитал?
Хорошо, что в валенках. В носках бы наверняка почувствовал всякую неприятность, когда наступаешь на золотистую свежую гильзу. Можно даже поднять, понюхать. Но зачем? Все равно все это — внутренний мир. Никто больше этого не увидит. Более того, расскажешь такое — сдадут в больницу. И будешь тогда до конца жизни — что там ее осталось — манную кашку больничную по утрам перетирать беззубым ртом.
Холодильник был загорожен чем-то темным. Придется смотреть.
Старик поднял глаза, посмотрел вокруг. Все привычно. Все, как всегда. Заложенный толстыми книгами оконный проем. Черный пулемет торчит сквозь неаккуратно выбитое стекло. Вот потому и сквозит, значит. К прицелу прильнул здоровенный мужик в черном. Вот он-то и загораживает проход.
Придется применить силу. Ходить сквозь свои видения старик пока еще не научился. Хотя, если вдуматься, должно получаться.
Он потолкал мужика в бок. Тот ругнулся, потом начал оглушительно стрелять куда-то вниз. Гильзы потекли на пол, рассыпаясь со звоном, сталкиваясь и отлетая. Одна стукнула по валенку. Отскочила в темный угол.
— Позвольте, — еле слышно пробормотал старик, и еще раз толкнул.
Мужик в форме выругался еще раз и чуть подвинулся в сторону.
Теперь можно открывать холодильник. Что там еще осталось? Вот, кусок масла сливочного можно взять. Отрезать хлеба горбушку, на него — масла. И с горячим сладким чаем. Нормально будет. И тепло, и сытно. Еще в холодильнике стояли ряды банок с тушенкой. Но тушенки не хотелось — она жирная и холодная. А еще старик не помнил, чтобы ставил тушенку в холодильник. Значит, это могут быть опять видения. Кто же наедается с видений? Разве на таком прожить можно?
