И ученый быстрым жестом показал на белоснежную птицу, сидящую в прозрачной кабинке.
— А куда вы отправите преступную душу?
— В тело птицы.
— Но… вы не боитесь за голубя?
— Эта птица настолько добра и безобидна, что душа преступника очистится и избавится от своих пороков. Мы переселяли души овец в волчьи оболочки. Результаты поразительные: хищники стали неузнаваемы. Они дружелюбны и послушны.
— А что вы скажете об овцах?
— Так у них же нет волчьих зубов, поэтому их злой нрав не опасен. Кстати, лишенные клыков, они через короткое время перестают быть агрессивными. И надо заметить, эти овцы более умны, чем их обычные собратья.
— Таким образом, больше нет проблемы смертной казни? Все эти споры: казнить или не казнить — потеряли смысл?
- Конечно! — радостно закивал ученый. — Своим изобретением мы уничтожаем смертную казнь. И не только сохраняем преступникам жизнь (а ведь они тоже люди!), но меняем коренным образом их преступную природу.
Красавец-голубь белого цвета сидел на карнизе и, склонив вбок голову, внимательно смотрел вниз, где сновали люди. Воздух был жирный от зноя и пыли. Птица взглядом выхватила из людского потока нарядно одетую женщину, везущую в коляске малыша. Вот она остановилась у газетного киоска и, выбрав журнал, села на скамью, целиком уйдя в рассматривание ярких картинок.
«Наверное, моду изучает. Вот дура, хоть бы коляску поставила в тень… Ребенок у нее изжарится», — думал голубь, с интересом наблюдая, как малыш, похныкивая, старается освободиться от мешающей ему простынки. Вот простынка сползла, открыв голенькие ножки ребенка. Расправив крылья, голубь спланировал на крышу киоска.
Беззубый рот малыша обиженно кривился, голубые глаза наливались слезами, кожа была нежная, розовая…
Белая птица тихо опустилась на край коляски. Острым клювом она прицелилась в голубой глаз.
В психиатрической лечебнице, в крохотной служебной столовой, сверкающей металлической чистотой, пили горячий кофе два санитара: подвижный, спортивного сложения парень и грузный, с мертвеющим взглядом, мужчина.
— А этот шизик из тринадцатой палаты, правда, ученый? — спросил молодой санитар и тут же перевел любопытствующий взгляд на пышные, поблескивающие сахарными боками булочки, горкой лежащие в молочной белизны вазе.
— Ага, ученый… профессор… — неспешно прожевывая, кивнул коротко остриженный, широкий, как медведь, его старший товарищ. — Представляешь, пытался сломать изобретенную им самим машину! За этим делом его и поймали…
