– Я тоже не хожу в церковь, не ставлю свечки, не молюсь на ночь. К чему эти ритуалы, это уже давно устарело. Если человек не ощущает в себе веры, все это бесполезно. Но я верю, что раз мы существуем, есть вероятность того, что существуют и высшие силы, значительно превосходящие нас в способностях, интеллекте, в духовной свободе…
Вика вспомнила Светлого и то, с какой легкостью он менял облик. Да уж, способностей ему не занимать.
– Я тут пирог к чаю испекла. Творожный с клюквой. Попробуй, это фамильный рецепт, передается в нашем роду из поколения в поколение. Думаю, твоя мама тоже его умеет готовить, – неожиданно поменяв тему разговора, Вера Семеновна поставила перед Викой старинное фарфоровое блюдце, тонкое, с полустертыми золотыми рисунками. И сказала: – Не будем о грустном. Ты сказала, что хочешь пожить, так я не буду тебе надоедать философскими разговорами.
– Какое красивое блюдечко, – вырвалось у Вики.
– Когда-то это был сервиз моей матери, но от него мало что осталось, вот три блюдца уцелело да пара кофейных чашечек. Ну, как тебе пирог? Заешь-ка свою печаль. Хотя сейчас модно говорить, что стрессы заедать нельзя, но как же иначе бороться с жизненными невзгодами? Выпьешь чашку хорошего чая – и сразу легче на душе. Не на диете, надеюсь?
– Да нет, мне диета не нужна, я и без того чахну и сохну, – уныло сказала Вика.
– Ты ешь, ешь, а я тебе историю этого сервиза расскажу. Мне его подарила моя мать, твоя прабабка. Сказала, что он был частью ее приданого, когда она замуж выходила. Семья наша, между прочим, хоть и не дворянского рода, но и не самая простая. Интеллигентные все были, образованные. Так вот, матушке моей в приданое дали сервиз на двенадцать персон. Тогда было принято, чтобы каждая семья регулярно устраивала званые обеды никак не меньше, чем на дюжину гостей. А уж когда мы подросли и сами стали невестами, она поделила сервиз между нами, чтобы у каждой был набор на шесть персон. Твоя бабушка сервиз продала во время войны, тяжело было. На кусок хлеба не наскрести, а детей кормить чем-то надо. Вот и продала. Поэтому ты его и не помнишь, – тут Вика прикусила язык, потому что как раз хотела встрять с репликой, что вспомнила этот золоченый узор. А Вера Семеновна тем временем продолжала:
– А я свой сервиз сберегла, да все равно от него мало что осталось. Нас сначала из одной квартиры большевики погнали в коммуналку, потом из коммуналки выселили в хрущевку – улучшили жилищные условия. И во время этих переездов моя половина маминого сервиза или побилась, или потерялась. Я уж берегу остатки, как могу, ведь это память о моей маме. А потом дочка разбила и их, когда посуду мыла.
