Ролдэн откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Пересекли... В конце концов, это должно было случиться. Должно, но почему так гадко на душе?
Сиренити подняла руку, призывая к вниманию.
- Господа, я думаю, сейчас уместнее будет обсудить наши дальнейшие действия. А свадьбу провести сегодня после совета. Завтра я и принц Ролдэн отбываем к Пограничью.
***
- Вы всё-таки решили за меня.
- Ты всё-таки обращаешься ко мне на "вы", - вздохнула Сиренити, с напряжённым вниманием изучая кровать. - О, бездна, какой противный розовый цвет! Ненавижу.
- Приказать, чтобы перестелили? - вздохнул Ролдэн.
Королева покачала головой.
- Лучше дай вина. Я где-то видела кувшин... нет, много не наливай, я очень быстро пьянею.
-Я помню, - хмыкнул Ролдэн.
Крэстианка поморщилась и залпом осушила бокал. А принц вдруг заметил, что руки у женщины дрожат. Устала? Или... боится?
Ролдэн вздохнул и повернулся к кровати.
- Госпожа, я думаю, нам стоит лечь спать - завтра тяжёлый день...
Тонкие пальцы пробежались по прикроватному столику и нащупали гриф гитары.
- Ты прав. Разреши только... одну песню, - тихо произнесла крэстианка. Слишком тихо и задумчиво, словно видела перед собой не Ролдэна, а...
Принц мотнул головой.
- Если вам так хочется.
Сиренити, очевидно, хотелось: она схватилась за гитару, как бредущий по пустыне - кружку с водой. И снова неприятно напомнила себя вчерашнюю - испуганную, бледную... безумную?
Королева устроилась на широком подоконнике, привычно перехватила гитару. Тонкие пальчики пробежались по струнам...
Ролдэн много раз слышал, что человеческой магии нет. Но существуй она, была бы именно такой: те звуки, которые издавал музыкальный инструмент - в общем-то привычные - складывались во что-то совершенное, прекрасное, чудесное. Проникающее в самое сердце и заставляющее слушать ещё, ещё, ещё...
А когда в волшебную музыку вплёлся голос, Ролдэн уже не мог отвести взгляда от хрупкой, замершей на окне фигурки. Человек, южанка вдруг стала до страшного близкой и родной. Да и как может быть иначе - подобный голос просто не будет принадлежать никому, кроме высшего, чистейшего существа.
И, когда музыка растворилась в прохладном ночном воздухе, совершенно естественным показалось подойти ближе, осторожно, почти робко обнять и легко, невесомо коснуться губ... И умолять, поцелуем, прикосновением умолять, чтобы это совершенство, снизошедшее до простого демона пело или хотя бы говорило... ещё... ещё... ещё.
