Сокрытые в веках | страница 70



Пират терпеливо ждал, куда направится подозреваемый, но тот почему-то остановился, посмотрел Пирату в слезящиеся от колючего ветра глаза и снова вошел в подъезд. Пират возобновил прерванное занятие. Учуяв в глубинах кучи восхитительный запах целлофановых колбасных оберток, он зарылся в мусор с головой, а когда вынырнул, обнаружил виденного ранее незнакомца прямо рядом с собой. Тот протягивал отскочившему от неожиданности псу большой кусок свежего мяса. У Пирата от запаха хорошей пищи закружилась голова. Он капнул на снег слюной и, поджав хвост, панически опасаясь подвоха, но не в силах совладать с бунтующим, корчащимся в спазмах желудком, дотянулся шеей и носом до мяса, схватил и пустился наутек.

Поскольку полная опасностей уличная жизнь развила его умственные способности до недосягаемых для домашних собак высот, Пират быстро смекнул, что назавтра надо снова сходить на то же чудесное место и в тот же час. Чудо действительно повторилось и стало происходить каждое утро, когда Андрюша Скворцов выходил из подъезда, чтобы отправиться на работу. Теперь, мигом проглотив подношение, Пират крутился у видавшей виды девятки Андрея, пока прогревался мотор, ставил лапы на дверцу, жарко дышал на стекло улыбающейся пастью и заглядывал в салон.

Андрюша с каждым разом все дольше задерживал на горемыке взгляд, затем тяжко вздыхал, качал головой и отъезжал.

Зима кончилась. Застучала по серым пористым наносам весенняя капель. Дворники сбивали с крыш огромные сталактиты сосулек. Пират, переживший еще одну тяжелейшую зиму, сидел напротив Андрюшиного подъезда, на почтительном расстоянии и смотрел на дверь, как и в теплеющее будущее, с оптимизмом, потому не обратил внимания на въехавший во двор большой и зловещий фургон. Опоздай Андрей на две минуты открыть дверь подъезда, и жизнь бедолаги Пирата на этом бы и закончилась. Но Андрей был человеком дисциплинированным, пунктуальным и потому вышел во двор как раз вовремя. Увидев, как Пират отчаянно бьется в сети, Андрей мгновенно и бесповоротно отбросил все мучившие его «за» и «против» и сыграл в собачьей судьбе роль Его Величества Случая. Он бросился к двум детинам, тащившим страдальца к фургону, и крикнул:

– Отпустите его! Это моя собака!

– Брось, брат, – осклабился один из мужичин. – На кой ляд тебе эта шелудивая псина? Был бы он твой, не шлялся бы спозаранку по дворам.

– Верно, – поддержал напарник, – такие жалостливые, как ты, и плодят заразу. Сейчас отпустим, а завтра он снова будет прохожих пугать.