Приключения Шоубиза | страница 50



Я по стародавней привычке приблизительно подсчитывал стоимость моего обеда еще в момент заказа. Я делал это машинально, Эта привычка осталась от тех времен, когда я точно знал, сколько денег лежит в моем кошельке и, чтобы не превысить баланс, втайне от официанта прикидывал, чем я сегодня могу себя побаловать. Это было очень удобно, и даже когда необходимость в такой точности стала уже не актуальной, я все же решил сохранить эту полезную привычку.

Таким образом, я всегда с точностью до ста рублей знал, на какую сумму я сегодня оставлю радости для расторопного метра. Метр, как обычно, возвратился с чеком и без сдачи. По нашему негласному уговору — что с воза упало, то пропало в его бездонном кармане.

Еще раз раскланявшись со «звездным дуэтом» — скорее из вежливости, чем на всякий случай, я отправился немного побродить. Обожаю бесцельно шляться по улицам после хорошего обеда. Это обычно настраивает меня на рабочий лад.

Я снова включил телефон, и он радостно запищал, призывая меня начать работу. Но, услышав этот настойчивый призыв, я понял, что сегодня совершенно не готов приступить к работе. Я с отвращением смотрел на весело светящийся голубым светом экран мобильника и, поразмышляв минуты две, выключил его, даже не глянув, кто звонил. Может быть, подсознание еще не избавилось от страха, что могут позвонить «те». Кто «те» я понятия не имел, но на всякий случай решил больше не портить сегодня себе настроение.

Вид московских улиц призывает в мою душу умиротворение. Я люблю эти улицы. Люблю просто так, бескорыстно. Просто потому, что здесь приятно гулять. Меня не смущает валящая на меня и от меня толпа, которая, если быть неосторожным, закружит тебя, затянет в свой бешеный водоворот, обольет своими суетными мыслями, заляпает криками и недоброжелательными шорохами, подозрительностью и еще черт знает чем, неприятным, изматывающим и высасывающим последние жизненные соки из неосмотрительного прохожего. Я научился пропускать всю эту круговерть мимо себя. Я уходил в себя, как в кокон, и выпускал наружу только одно малюсенькое чувство-щупальце, эдакую крошечную смесь обоняния, осязания и зрения. С помощью его я спокойно расхаживал по Москве, ничего не опасаясь, не натыкаясь на прохожих и не смешиваясь с ними. Мне было хорошо в моем коконе. Я мог допустить сюда только то, что сам хотел. Ни один звук, ни один жест или взгляд не могли проникнуть сюда без моего ведома. И я наслаждался этим одиночеством, находясь среди самой буйной, беспокойной и нечистой во всех отношениях толпы, которую только можно себе представить.