— Знаете, чем хорош рок? Тем, что, в отличие от «попсы», мы никогда не поем под фанеру. Рок — настоящая музыка. Без всякой фанерной примеси. Он может нравиться, может не нравиться, но рок — честная музыка. Будете смеяться, но и к попсе я отношусь вполне нормально. — Здесь глаза округлились даже у Гоши. Вот это заявление! Но Олег невозмутимо продолжал: — Я говорю о честной «попсе». А чем плоха хорошая музыка? Если у песни есть мелодия, которая приятна уху, или в словах присутствует смысл, кому от этого плохо?
— А как же «рэп», — пискнул тихо любопытный Гоша.
— «Рэп» — это не песня, — назидательно, безо всякой паузы, сказал Олег. — «Рэп» — это тоже отдельный подвид творчества, я его уважаю. Но это не песня. Понимаешь, песню — ее надо петь. Голосом. А «рэп» разве поют? — он внимательно посмотрел на Гошу, тот мотнул головой, но совершенно не понятно, утвердительно или отрицательно. Еврейские штучки. — Нет, — согласился с Гошей Олег, — «рэп» не поют, его читают. А значит, чистый вокал здесь ни при чем. И отсюда вывод — «рэп» — это отдельный музыкальный продукт. Продукт, понимаете. А не песня. Вот и называйте все своими именами.
— Слушай, а может ты просто цепляешься к словам? — Донна была очень заинтригована, и ей явно хотелось углубить тему.
— А вы как считаете? Разве не имеет значения, что все валят в одну кучу? Это тоже самое, что про стихи и прозу сказать, что это одно и тоже. Бред! — Олег добродушно оглядел нас всех, словно добрый дядюшка, который только что разделил наследство между всеми претендентами, и теперь наслаждался плодами своего труда. — Я думаю, что здесь принципиальный вопрос. От этого многое зависит. Например, если разделить все современное творчество на правильные разделы, то, наконец, можно будет навести порядок у всех в головах. Начать, хотя бы с этого. А то валят все в одну кучу и путают народ, — Олег вдруг снова резко погрустнел. — Но, видимо, я до этого не доживу. Это никому не нужно. Поэтому я пью. — И Олег наглядно проиллюстрировал нам, как именно он это делает. На этот раз томатный сок сиротливо остался стоять в высоком тонком стакане нетронутым.
Донна хмыкнула.
— Вот у нас все так. Все — философы. Все знают, что надо делать, но не знают как. Даже я. М-да. — И она задумалась.
Тишину погрузившейся в философию кухни нарушили крадущиеся шаги. В комнату вкралась проснувшаяся «спичка». Она была совсем сонная, но, видимо, любопытство, свойственное детям, взяло верх. Я сам в детстве любил послушать взрослые разговоры, забирался под стол и засыпал там, убаюканный кухонными спорами, случавшимися на нашей четырехметровой кухне старинной родительской «хрущобы». «Спичка» примостилась на табуретке около Гоши — тоже детский инстинкт незащищенности, и Гоша заботливо подвинул ей тарелку с остатками бутербродов и свой недопитый чай. «Спичка» с благодарностью взглянула на своего благодетеля и быстро съела все предложенное. Донна молча смотрела на нее, не мешая процессу, а когда тарелка и чашка опустела, она, вздохнув, встала со своего стула и снова направилась к холодильнику. Я, как и в прошлый раз, опередил ее, и вскоре новая горка бутербродов лежала на тарелке, а рядом в чайнике весело закипала новая порция кипятка для чая. Донна порылась в шкафах и нарыла там халву, конфеты и австрийское печенье. Я его обожаю, оно просто тает во рту. Все эти сладости она самолично положила перед «Спичкой» и спросила:
