Лунный синдром | страница 5
— Я всегда мечтал сделать что-нибудь великое, — признался Гиндесбург, горестно вздохнув, — но как тут развернёшься? — он огляделся по сторонам. Крохотная кухонька с пожелтевшими обоями и старой, местами облупившейся, мебелью, производила впечатление тяжкое. На подоконнике тоскливо вяли заброшенные хозяйкой фикусы. Нездорово гудел старый маленький холодильник. В углу у помойного ведра на пыльной паутине покачивался жирный паук.
— Горизонты необъятны, а стены не есть препятствие. Лишь твой разум ставит преграды, но, в сущности, нет ничего недостижимого, и ты, как и всякий, кто служит свету, способен и достоин великой судьбы!
— Спасибо! — с чувством ответил Фирзякин, блеснув слезой.
— Наливай, — ответил гриб, подталкивая рюмку поближе.
Выпив, приятели закусили. Фирзякин звучно проглотил сплюснутый маринованный помидор. Гриб блаженно всосал рафинадину.
— Завтра мы отправимся в подвал соседнего дома, — заявил гриб.
— Зачем?
— Ты все поймёшь, когда увидишь своими глазами, — гриб качнулся и чуть не соскользнул с края стола, но Фирзякин успел его поймать.
— Спасибо! — поблагодарил тот, икнув, — Вообще-то перемещаться по городу мне проблематично, — задумался он, — поэтому наденешь меня вместо кепки.
— Но… Это как-то…
— Ну не в банке же меня носить? И потом: так мне будет комфортнее.
— Понял, — согласился Фирзякин.
— И ещё, — предупредил деловито гриб, — Ты должен делать всё, что я тебе говорю. Должен верить мне. Даже если мои указания покажутся тебе странными. Понятно? Всё-таки я, как-никак, император!
Фирзякин покорно кивнул. Они выпили ещё на сон грядущий, и Гиндесбург, уложив гриб в новую банку, отправился спать. Бездыханную супругу он оттащил на тахту, а сам улёгся в кровать, раскинувшись на ней свободно, как беззаботный оболдуй на цветочной поляне.
Но, хотя и выпил довольно много, сон никак не шёл. В голове вертелись странные мысли о мире, перерождении человеческой души и грибах. За окном горела прожектором полная луна. Призрачные облака медленно обрамляли её. Зыбкие, как утренняя дымка. На подоконнике сидел, свернувшись холмом, кот.
«Странное дело, — думал Гиндесбург, — гриб рос у меня почти год. Почему же он раньше молчал? И вообще чудеса это, честное слово. Гриб — и вдруг император! Однако вписаться в историю, стать личностью, которую запомнят в веках… Эта игра стоит свеч!»
С этой приятной мыслью Гиндесбург мягко провалился в сон, и его унесло на волнах фантазий в мир грёз, словно щепку в океан.