— Чего? — спросил, не открывая, Живожук, и сам не узнал свой голос.
— Слышь, сосед, — прижавшись к щели, взмолился Семён Фёдорович, — выручи а? Дай тыщу до получки!..
Живожук от такой просьбы словно в прорубь нырнул. Ему стало холодно и жутко.
— Что ты! Что ты! — испугался он так, будто его просили прыгнуть с крыши, — Нету у меня! Ни копейки нету!
— Да я верну, — не отставал сосед и щурился слепо в глазок.
— Откуда, ты что? Где же взять? Нету денег, богом клянусь! — задрожал Живожук, не зная, куда деться.
— Не видать тебя давно, — вещал назойливый сосед, — и окна все в краске. Что ты там затеял-то?
— «Вот собака!» — думал Иван Алексеевич, а сам отвечал, — Ремонт у меня. Ремонт! А денег нету!
— Может, выпьем по-соседски? — предлагал липучий Семён, — Коньячку?
— Не пью я. И денег нет!
Сосед, постояв ещё с минуту у двери, ушёл, а Живожука словно током пробило озарение. Он понял, что поможет ему сохранить всё!
— Звонок! Телефонный номер! Вот в чём дело! — выудив из брюк бумажник, он извлёк трамвайный талончик с номером и посмотрел внимательно. Семизначный номер, без кода города, был на нём.
— Московский! — определил Иван Алексеевич, и, дрожа, принял в руки трубку.
Он, тщательно сверяясь с бумажкой, набрал, и услышал вместо гудка — звонок. На кухне надрывался второй спаренный телефон, который звонить сейчас никак не мог. Иван испуганно дал отбой, однако телефонная трель не прекратилась.
— Не подойду! — решил Живожук. Но телефон звонил, не умолкая. Он разламывал голову, и совсем некуда было деться от настырного сигнала. Спустя десять минут мучений, когда звонок, точно сверло, впился в мозг, и уже начал дробить сознание, обезумевший Иван подлетел к трубке.
— Аллё? — спросил он с замершим сердцем.
В трубке слышалась возня. Казалось, будто кто-то на том конце пытается выхватить у противника трубку.
— Аллё, говорите! — просипел непомерно обогатившийся, и тут услышал тонкий издевательский голосок:
— Деньги-денежки, деньги-денежки… ой, да деньги-денежки, денежки мои!.. — пропел гадкий фальцет, и связь оборвалась.
— Это Семён! Падла! — решил вдруг Иван Алексеевич и заметался по кухне, спотыкаясь о коробки и пакеты, набитые деньгами.
Он понял, что с соседом надо что-то сделать, иначе тот уничтожит его!
Спустя три дня, вечером, когда над Москвой в синем небе уже обозначились звёзды, но сумерки ещё не возымели над городом власть, Иван Алексеевич Живожук крался подворотнями, выслеживая одиноко прогуливающегося Семёна Фёдоровича. Сосед шёл безмятежный, в приподнятом состоянии духа, и о чём-то мечтал. Грязный, заросший щетиной, с немытыми клоками волос Живожук, воспалёнными глазами попавшего в героиновую зависимость проследил, как Семён уселся на пустующую скамейку в сквере, и, закрыв глаза, разомлел. Вероятно, намеревался дремать. Тихо подкравшись сзади, Иван встал над соседом, занёс над головой его руку, и что-то тёмное зловеще мелькнуло в ней…
