Он тоже встал, приблизился к цветам, потрогал их сухие головки.
— Тинка, я не понимаю. Вода, что ли, отравленная?
— Из водопровода? — не поверила Тина. — Нет, Андрюш, в этой квартире происходят странные вещи. Глафира Степановна предупреждала — ничему не удивляться. Если мы её побеспокоим — съедем. Что же нам делать?
Андрей обнял жену за плечи:
— Не паникуй. Я не разбираюсь в цветах, может, это сорт такой?
— Но когда они успели засохнуть? — недоумевала Тина. — Андрей, это же ненормально!
Он подвёл её к кровати и усадил возле себя:
— Тин, я не знаю. Я не ботаник. Но ведь не может же такая мелочь заставить нас съехать?
Ей стало жалко мужа, он, как ребёнок, радовался тому, что они остались одни. Да и в чём дело? Ну, засохли цветы, подумаешь! Вино ещё не выветрилось из её головы и, вместо того, чтобы задуматься над произошедшем, она потянулась к мужу. Какие тёплые у него губы! Она его любит, сильно любит, а остальное уже не важно.
* * *
Ночью Тина проснулась с неясным чувством беспокойства, ей показалось, что в комнате звучат голоса. Она лежала тихо и прислушивалась.
— Я справлюсь с ней, — послышался странный шепот. Еле слышный и, от этого, ещё более жуткий. В темноте казалось, что вошёл кто-то незнакомый и стоит возле кровати. Или незнакомая, шепот похож на женский.
— Ты неисправима, — ответил в тишине очень похожий голос. — Увидишь, она моя.
— Она наша, — прошелестел третий голос, почти не отличимый от первых двух. — Никуда не денется.
Тина села в кровати и коснулась босыми ногами пола:
— Кто здесь?
Вопрос остался без ответа. Голоса смолкли. Тина уже приготовилась встать, но услышала странный смех. Тихий смех, и смеялись где-то рядом. Долго слушать не хватило терпения.
Она преодолела страх и встала. Сделала несколько шагов и замерла: смеялись из зеркала! Кошмар повторялся! Она подошла ближе и убедилась — три её отражения улыбались, и их смех еле слышно звенел в комнате. Зеленоватые девы не сводили любопытных глаз с растерянной Тины. Ничего хорошего эти взгляды не предвещали.
— Кто вы? — спросила Тина, понимая, что каждая из трёх — это не она сама. Они, хоть и красивые, но страшные её тени в туманном пространстве зеркала.
— Хочешь знать? — спросило левое отражение и, к ужасу Тины, приблизилось к зеркальной границе. — Я Нинмах.
— Я Нинхурсаг, — сказало правое и встало так же близко.
— Я Дамгальнуна, — сказало центральное. Все три отражённых Тины переглянулись и протянули к ней руки. Бледные пальцы с длинными ногтями прошли сквозь стекло.
