Тишина и покой действовали на Антония не всегда одинаково: иногда атмосфера исихии[14] умиротворяла и просвещала, но, случалось, в душе его возникала пустота, подобная жажде. Она росла, становилась нестерпимой, как во время лихорадки, тогда хотелось погасить этот жар любыми впечатлениями, но они, как подброшенный в печь хворост, лишь усиливали жар и увеличивали внутреннюю жажду. Старец Никодим, опытный пустынножитель, говорил, что этот жар нельзя угасить, но можно перетерпеть, собрав волю в кулак и непрестанно молясь.
Сегодня Антоний чувствовал себя неплохо, тишина и покой действовали на него умиротворяюще. После простой трапезы, послушник отдохнул, читая Добротолюбие, а затем отправился в храм. Отбив пятьсот поклонов, он остановился, чтобы передохнуть и сел на «скамейку исихаста», читая Иисусову молитву по четкам:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного… — большой и указательный пальцы, подушечки которых были в мозолях, тянули вервь. Эти четки благословил ему старец в первый день его послушания. — Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного…
После земных поклонов молитва шла легче. Волны ума успокаивались, по ним плыло одно святое имя. Губы произносили молитву в безмолвии:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного…
Как чистейшая родниковая вода, молитва утоляла душевную жажду. Неожиданно послушник почувствовал какое-то движение за спиной. Антоний вздрогнул и приоткрыл глаза. Неужели старец вернулся с панигира? Ожидая увидеть своего старца, послушник обернулся:
— Благословите, отче!
Но то, что он увидел, заставило его застыть в изумлении — в храм вошел не отец Никодим! Перед ним стоял древний нагой подвижник. Его борода была длинной, как у святого Петра Афонского, и, достигая ног, закрывала наготу. Кожа подвижника была темной от ветров и солнца. Его глаза сияли светом любви к Богу. От него веяло покоем и небесным светом.
Антоний даже не подумал, как старец вошел в запертую дверь храма, он сразу же все понял. Его посетил афонский воск — «пасущийся». С давних времен существовало и передавалось из уст в уста афонское предание о невидимых восках. О них было сказано в Писании: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11.38). Ели они редкую траву, которая росла у вершины Афона, жили в расщелинах скал и дуплах больших деревьев. По молитвам самих старцев благодать Божия скрыла их от людских взоров, потому что слишком велик был их подвиг по сравнению с подвигом обычных святогорцев. Никто не знал пути в их кельи и пристанища. Но при этом были на Афоне люди, которые имели с ними постоянное общение, причащали и помазывали их освященным маслом. Но кто эти люди — также ото всех было сокрыто. Бывало и так, что кто-то заходил в монастырь или одинокую келью, причащался, брал масло для лампадок, муку для просфор… Говорили, что этих невидимых обычному взору подвижников семеро. Когда умирал один из семерых, старцы выбирали одного из насельников Афона и предлагали ему присоединиться к братству. Время от времени на Афоне кто-нибудь пропадал и тогда поговаривали, что он стал воском.
