И вот однажды монах внимательно читал Евангелие, как он всегда делал по вечерам, и натолкнулся на такие слова Господа: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19.29–30).
Отец Ансельм задумался. Он оставил своих родителей и друзей ради жизни в монастыре и сделал это с радостью. Он оставил свое монашеское братство ради крещения дикарей. Хоть и грустно ему было покидать свое уединение, но радость от того, что он хоть чем-то сможет уподобиться Христу, победила естественную земную скорбь.
Казалось, ему стоило бы успокоиться на этом и не искать большего. Но в голове отца Ансельма стала крутиться странная мысль: а может ли он оставить самого Папу ради Христа? Сначала он думал, что эту мысль внушает ему сатана, стремящийся оторвать доминиканца от истинной католической веры. Разве можно противопоставлять Христа и Папу Римского — наместника престола апостола Петра? Разве можно предать свою веру, в которой был воспитан, в которой жил многие годы?
И тут как тихое дуновение Ансельм услышал женский голос:
— Можно оставить и Папу Римского и веру отцов, но только ради истины, ради Христа.
Монах вздрогнул от неожиданности, обернулся и увидел на подоконнике небольшую греческую иконку Матери Божией с Младенцем. Иконка лежала в пыли, за окном виднелась красноватая саванна и заходящее солнце. Монах не мог понять, откуда появилась здесь эта иконка, ведь он всегда содержал свою келью в простоте и чистоте, не допуская появления никаких посторонних предметов. Он осторожно поднял ее, очистил от пыли и положил в карман. И тут глаза его увлажнились слезами: перед внутренним его взором пронеслись войны и другие человеческие страдания. Люди терзали друг друга, люди ненавидели друг друга, люди боялись друг друга; но вместе с тем, люди не переставали любить. Отец Ансельм беззвучно плакал, ему хотелось, чтобы все эти люди были счастливы и любили Бога. Чтобы зло отступило в небытие, где ему самое место.
Через месяц он уговорил местного епископа отпустить его на Афон с ознакомительным визитом. Впервые за долгие годы отцу Ансельму пришлось снять монашеское одеяние и одеть мирское для того, чтобы без препятствий пройти на Гору. Он снял с себя доминиканскую рясу и положил ее в сумку.
Афон принял отца Ансельма приветливо: на море в ту пору был штиль, ясное солнце светило, освещая полуостров, который с незапамятных времен заселили православные монахи.
