Цыганистый позвонил. Место нашлось. И через полчаса мы с ним вышли к дороге. На прощание нам налили «на посошок». Но я все еще ощущал себя трезвым. Машина вскоре подошла. В ней сидели трое, двое — кавказцы, один — откровенный цыган. Водитель протянул мне руку, представляясь:
— Дауд.
— Саня, — просто ответил я.
Дауд открыл багажник старенькой «Ауди», мы с цыганистым бросили туда свои сумки и сели на заднее сиденье. Я оказался в середине между цыганом и цыганистым. Едва машина тронулась, цыган достал из кармана початую бутылку водки и пластиковый одноразовый стакан. Налил полстакана и протянул мне. Я выпил. И еще успел удивиться, что больше никому цыган не налил, но тут же все окружающее — люди, машина, дорога — поплыло у меня перед глазами, и я уронил голову на грудь. Сквозь туман до меня донесся голос цыганистого:
— Все. Это последний. Купе забито до отказа. Плати, Дауд.
— Нет проблем, — ответил водитель…
Что за отраву мне подсунули, до сих пор не знаю. Но подействовала она сразу.
И сколько я находился в отключке, тоже вспомнить не смог. В себя я пришел от тряски. Болтало жестоко, как на виброплатформе. Есть такая штука забавная. Еще до армии, когда я занимался спортом, забрался однажды шутки ради, на эту самую виброплатформу. В нашем Дворце спорта работал фитнес-центр, там и был этот только входящий тогда в моду новый тренажер. Но сейчас при воспоминании о виброплатформе мне не казалось, что я нахожусь в спортивном зале. Я вообще не мог здраво сообразить, где нахожусь и что со мной произошло, хотя за год службы в спецназе ГРУ научился просыпаться всегда с ясной головой и в твердой памяти, готовый сразу к действиям. Это потом уже, «задней памятью» осмысливая происшедшее, я составил себе приблизительную картину. А тогда долго не мог открыть глаза, веки были тяжелее чугуна. И все лицо, как и голова, было непривычно тяжелым, неспособным к быстрым реакциям. Еще не открыв глаз, я поднял к лицу такие же тяжелые и неповоротливые руки, потрогал его, слегка потер глаза и только после этого открыл их. Но мало что увидел. Я мог бы даже подумать, что ослеп, если бы свет с улицы не проникал через несколько щелей. Лицо было отекшим и опухшим, меня слегка тошнило, голова гудела, словно ее засунули в гудящий колокол. Тело было непривычно непослушным, вялые мышцы налиты свинцовой болью. Ощущение такое, будто я только что выбрался из-под гусениц пляшущего на мне танка. И только тогда я частично вспомнил, что со мной произошло. И не просто вспомнил, а сразу попытался проанализировать ситуацию и не понял, почему пошел за этим цыганистым парнем, почему я согласился с кем-то поехать на машине. Что это было? Знаменитый цыганский гипноз? И, естественно, меня волновал вопрос, зачем цыганистому, Дауду и другим все это было нужно? Я понимаю, что в Дагестане, когда был там в командировке в составе своего взвода, я еще мог бы представлять какой-то интерес для бандитов. Заложник или пленник, за которого можно получить выкуп. Но захват человека в Москве, где меня никто не знает, рядом с вокзалом, где нет друзей и знакомых, а есть только попутчики, — какую цель могут преследовать эти люди? И почему кавказцы были вместе с цыганами? То, что цыгане испокон веков живут по нормам имморализма
