— Ну что ты будешь делать! Как человек хороший да талантливый – вечно у него такие нестроения, что голова кругом идет!
«А ведь я еще не сказал ему, что вдруг лис полюбил», — сообразил Богдан.
И о том, что тангуты присматриваются к нему как-то на диво странно и неприязненно, не помянул тоже.
Но возобновлять уже подошедший к исходу разговор было никак не сообразно.
Александрия Невская,
кабинет шилана Алимагомедова,
12-й день девятого месяца, вторница,
конец дня
— Знаю, знаю, — шилан Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов пребывал в приподнятом настроении, — все уже знаю и поздравляю, еч, с прекрасным завершением операции в Разудалом Поселке, — Алимагомедов улыбался. Видеть его улыбку подчиненным выпадало редко; Баг и сам, быть может, всего с десяток раз удостоился лицезреть ее на лице вечно хмурого, невыспавшегося, отягощенного делами шилана.
— Да ты садись, садись! — Алимагомедов сделал широкий жест рукой, и Баг шагнул к одному из старинных резных стульев, выстроившихся по обе стороны необъятного стола начальника.
Стулья были не очень удобные, с прямой высокой спинкой, но Баг предпочитал их мягким креслам, также стоявшим в кабинете, — стулья не позволяли расслабиться и отвлечься от мыслей о главном, стулья своими резными завитушками, впивающимися кое-где в спину, напрочь отгоняли сон, ежели Баг оказывался у шилана в ночное время; а такое случалось частенько. Баг даже недавно завел пару похожих стульев у себя в кабинете. Не в точности таких, конечно, но – похожих.
— Ну что же… — Алимагомедов нажал кнопку управления громкой связью и распорядился принести из буфета чаю. — Я готов удовлетворить твою челобитную о предоставлении отпуска, Баг, но только начиная со следующей первицы… — Видя, что ланчжун собирается что-то сказать, быстро добавил: – Да, да, я все понимаю, сам бы давно должен был прутняками гнать тебя в отпуск, но только что от шаншу[41] пришло предписание мне завтра утром быть в Ханбалыке. Через час я вылетаю. В четверицу, на крайний случай – в пятницу я буду обратно и ты – свободен.
Баг кивнул головой. Он вовсе не собирался жаловаться на вновь откладываемый – пусть и на семь дён – отпуск; как раз наоборот, Баг хотел сказать, что теперь, после некоторых событий, произошедших буквально вчера, отпуск может подождать, в отпуске сейчас нет необходимости, даже, пожалуй, отпуск теперь вовсе и не нужен: подавая челобитную, он имел в виду отправиться куда-нибудь за пределы Александрии со Стасей вдвоем; теперь же между ними встал траур, и отпуск, столь желанный еще позавчера, ныне потерял всякий смысл.
