* * *
Мы играли вам на свирели,
И вы не плясали.
Евангелие от Матфея, XI, 17
Легкая смерть
Посреди ночи Анну разбудили. Настало время третьей степени.
Руки в грубых рукавицах крепко встряхнули ее, прогнав остатки сна. Серые люди в серых стеганых одеждах рывком поставили ее на ноги и вывели из камеры. Ночь дышала ужасом. Яркий свет факелов слепил ей глаза, Анна то и дело спотыкалась, спускаясь вниз по винтовой лестнице. За факелами плясала Ночь. Молчаливые провожатые избегали смотреть на Анну. Она поняла, куда ее ведут. Все доводы, которые она собиралась представить в свою защиту, рухнули, как карточный домик. Уверенность покинула ее, сменившись опустошенностью и ужасом. Ее положение было безнадежным. Ничто на свете не могло ее спасти.
Сердце графини ожесточалось с каждым шагом. Круг жизни подошел к своему завершению. Ее часы сочтены. Она восстала против своей королевы. Под ее знаменами шли на смерть. Это была не война армий, а война людей. Она чувствовала поддержку узников, брошенных в темницы королевскими наемниками, она слышала последние напутствия тех, кто умирал с ее именем и именем Пресвятой Девы на устах. Анна видела, как ее люди шли в бой, она познала горечь и унижение отступления. Теперь настал ее час. Но последнее ее сражение будет проходить не на поле битвы, она будет стоять в темном, мрачном сыром подземелье, безоружная, беззащитная, брошенная всеми, перед безжалостными неумолимыми палачами. Она ничего не скажет им, и ее приговорят к сожжению на костре.
Долгий, нескончаемый спуск, казалось, вел в Ад. Каменные стены сочились влагой, тяжелый спертый воздух забивал легкие. Вскоре они добрались до самого нижнего подвала, где когда-то хранилось зерно. Пол был выложен каменными плитами. Посредине виднелась деревянная крышка люка. Тюремщики отвалили ее, подтолкнули Анну к отверстию и приказали спускаться вниз.
Прогнившие ступеньки вели в смрадную черную дыру, из которой поднимался влажный удушливый пар. Острия пик то и дело утыкались Анне в спину, поторапливая ее. Из отдушин веяло холодом. В дрожащем пламени свечей и багровых отсветах раскаленного угля внизу проступали фигуры священника и Гесслера. Они были словно дьяволы, правящие в сотворенном ими небольшом собственном Аду. Тихо ойкнув, Анна остановилась, как вкопанная. С низкого потолка свисало, раскачиваясь, чье-то обнаженное тело. Руки человека были туго стянуты у запястий толстыми ремнями, наголо обритая голова безвольно перекатывалась на груди. Анна узнала преподобного Макнаба, любимого и уважаемого горцами. Она вцепилась в деревянные перила и отступила на шаг. Острие пики больно кольнуло ее в спину. Назад дороги не было. Анна с трудом отвела глаза от искалеченного бесчувственного тела и, еле передвигая ноги, стала спускаться дальше.
