Сев верхом, Анна прошептала:
— Где ты раздобыл лошадей? — Низкорослый пони под ней оказался на удивление резвым. Анна крепко ухватилась за поводья, сжала ногами бока лошади.
— Ну, я… в общем, я их одолжил. Трудно найти что-нибудь подходящее, когда так темно, что хоть глаз выколи. Да и деревьев поблизости нет, одни болота. Пришлось потрудиться, — похвастался Джок. — Джедбургские парни наши места плохо знают. Они еще не скоро отсюда выберутся. И поделом. Раз не смогли уследить за лошадьми, пусть плетутся пешком.
Джок придерживался расхожего в здешних местах мнения, что человек не имеет права считать животных своей собственностью, раз не он их создал. Точно так же не он сотворил поля, на которых пасутся эти божьи твари. Люди смертны, к тому же Господь велел делиться. Джок терпеливо объяснял Анне эти простые истины, как малому ребенку.
— Собственность — понятие временное. Она то и дело переходит из рук в руки. Сегодня я украл у соседа то, что нужно мне, а когда что-то потребуется ему, он украдет у меня.
До них донеслось завывание ветра. Чуткие уши лошадей нервно подрагивали в темноте. Сухие корявые сучья потрескивали под копытами. Нервы Анны были напряжены до предела. Джок то и дело останавливался и прислушивался к гнетущей тишине, нарушавшейся лишь жутким посвистом ветра. Убедившись, что поблизости никого нет, они продолжили путь.
— Времена меняются, и, как правило, от плохих к худшим. — В другое время Анну позабавили бы такие высказывания, но сейчас ее мысли были заняты совсем другим. Она устала, замерзла, проголодалась, а полуголый Джок с волосатыми ногами, казалось, совсем не чувствовал холода.
Элисон сладко спала, уткнувшись лицом в грудь Джоку. Руки и ноги совсем голые. Анна сняла свою шаль и, неловко перегнувшись в седле, укутала свою служанку. Та спросонок пробормотала что-то, но так и не проснулась.
— Не извольте беспокоиться. Здешние крошки вполне выносливы.
— Это еще не повод, чтобы с ними так обращаться.
— Вы хотите сказать, что я был с ней груб? — удивился Джок.
— Не знаю и не желаю знать, как вы себя вели. Я только видела, что вы напоили ее до бесчувствия и затащили в кусты.
— Госпожа, это был прекрасный ячменный напиток, чистый, как слеза младенца, а не то отвратительное пойло, которое варят на островах. От него потом отдышаться невозможно. А в кусты я ее не тащил, она сама прибежала.
Воцарилось неловкое молчание.
— Анна, между нами сейчас словно черная кошка пробежала, — мягко произнес Джок. — А мне бы не хотелось ссориться. В Майскую Ночь брачные клятвы и обеты теряют свою силу. Я постоянно думаю о тебе. Я мечтал о том, как мы будем танцевать вместе, а потом скроемся ото всех… Я был бы так счастлив…
