— Сосредоточься. Думай только о выступлении. — Тон Энди заставил Локиту почувствовать себя виноватой.
Она принялась дышать медленно, ритмично, как учила ее мадам Альбертини. Раздались рукоплескания, и комедианты вприпрыжку покинули сцену. В зале начал гаснуть свет.
Локита уже знала, что сегодня она будет танцевать для князя. Как когда-то танцевала для отца.
Влекомая музыкой, она, как всегда наитием, а не знанием, нащупывала рисунок своих образов.
Изнутри, подобно некой сокровенной тайне, ее озаряло чувство, что каждый жест, шаг, каждое движение ее тела принадлежит мужчине, который сейчас не спускает с нее глаз.
Словно бы они здесь вдвоем, словно бы никто их не видит…
Желание доставить ему радость делало движения еще более реальными, еще более неотразимыми, чем то случалось раньше.
Когда после второго номера она покидала сцену, другие исполнители, наблюдавшие ее танец из-за кулис, и даже рабочие сцены устроили ей овацию:
— Браво! Вы великолепны!
Но она уже едва различала эти ласкающие слух реплики, ибо Энди поспешно уводила ее к гримерной, приговаривая:
— Поторапливайся! Поторапливайся!
Зайдя за драпировки и прижимая одной рукой цветы, другой она помогала Локите переодеться в обычное платье.
Она не могла скрыть своего лихорадочного желания во что бы то ни стало побыстрее уйти из театра. Локита уже не сомневалась, что Энди также заметила в царской ложе князя Ивана.
Застегнув последнюю пуговицу на платье подопечной, мисс Андерсон накинула ей на плечи плащ и, пока Локита натягивала на голову капюшон, уже открывала дверь гримерной.
Они едва ли не бегом спустились по железной лестнице. Когда выяснилось, что у служебного выхода их никто не поджидает, Локита решила, что Энди, должно быть, испытала огромное облегчение.
Они уселись в ближайший фиакр, и возница взмахнул хлыстом.
Как всегда, кабинка экипажа отдавала запахом прокисшей кожи, сена и грязи.
Локита откинулась на спинку сиденья — не столько изможённая, сколько обескровленная выступлением: казалось, она отдала такую значительную часть самой себя, что теперь внутри стало пусто.
Получил ли он то, что она стремилась донести до него? Этот вопрос до такой степени занимал ее, что она лишь радовалась неразговорчивости Энди.
Миновав бульвары, фиакр передвигался теперь более тихими, застроенными жилыми зданиями улицами, ведущими к Булонскому лесу.
Внезапно раздались голоса, и возница круто натянул поводья. Лошади встали как вкопанные.
Мисс Андерсон подалась было вперед, чтобы спросить, в чем дело, как дверцы экипажа распахнулись настежь и внутрь проворно поднялся какой-то мужчина.
