— Именно это я и хотел услышать, — ответил князь и направился к дверям.
Лорд Марстон, который теперь проснулся окончательно, протянул к нему обе руки, как бы моля остановиться:
— Иван, не натвори глупостей! Ты находишься в Париже, и если ты позволишь себе какую-нибудь свою русскую дикарскую выходку, то накличешь на свою голову самые пренеприятные ответные меры со стороны цивилизованного общества!
— А кто сказал, что я задумал дикарскую выходку? — спросил князь.
Сказанные небрежно и простодушно, слова эти не обманули лорда Марстона.
— Я понятия не имею, каковы твои планы, — разволновался он, — но я готов поставить сто тысяч франков, что они закончатся для тебя — а заодно и для меня — самым скверным образом. Потрудись-ка вспомнить, Иван, я нахожусь здесь в качестве представителя английского правительства!
— Но ты всегда волен вернуться в посольство, — насмешливо сказал князь.
— И позволить тебе спокойно осуществить твои гнусные идейки? Нет уж, благодарю! Я останусь здесь и буду удерживать тебя от безрассудства.
— Задача, с которой за все время нашего знакомства ты еще ни разу не справился.
Лорд Марстон должен был признать правоту этих слов, однако он снова обратился к другу с мольбой:
— Будь осторожен, Иван, остановись, когда будет необходимо. Ты же сам говоришь, что Санкт-Петербург на время для тебя закрыт. Остались только Лондон и Париж, а если ты вытворишь нечто чудовищное, тебя с равным успехом отлучат и от этих двух столиц.
Князь не отвечал, и лорд Марстон посмотрел на него настороженно.
— И если говорить уже о другом, — произнес он изменившимся голосом, — прошлым вечером, глядя, как танцует Локита, я подумал, что будет очень грустно, если ты или кто-то другой обесчестит ее. Она чудесна, совершенна и беспорочна, как цветок.
— Мне нужно ее увидеть, — упорствовал князь.
— Но почему? — вскричал лорд Марстон. — Кругом миллионы красивых женщин!
Сделав несколько шагов, князь пошире распахнул окно.
— Было у тебя когда-нибудь такое чувство, Хьюго, что всеми твоими поступками правит судьба?
— И это ты задаешь мне такой вопрос? — подивился друг. — Сколько раз ты заявлял, что не веришь ни в судьбу, ни в карму, ни во что-либо подобное, а только лишь в собственную волю человека и его решимость.
— Я всегда верил в то, что распоряжаюсь собой по своему усмотрению, — подтвердил князь, задумчиво глядя в окно, — я постоянно говорил себе, что сам в состоянии сделать жизнь такой, какой она мне нравится. Я чувствовал, что сам управляю всеми своими поступками. Не возникало даже самого вопроса о том, манипулирует ли мною какая-либо человеческая либо сверхчеловеческая сила.
