Король слушал, не перебивая, понурив голову, будто и впрямь непутевый зятек‑пропойца.
– Мама!.. – попыталась вступиться за благоверного Маргарита, действительно весьма симпатичная, хотя и полноватая, на взгляд Жоры, шатенка в глухом платье с необъятными фижмами и с маленькой бриллиантовой короной на голове, но мамаша тут же ее одернула.
– Что мама? Что мама?! – напустилась Екатерина Медичи на свою дочь. – Распустила, понимаешь, мужа! Шляется незнамо где целыми неделями! Знала бы, что так получится, – выдала бы тебя за польского короля Стефана! Тот хоть делом занят – воюет опять с кем‑то!.. Или за того же Карла Савойского…
– Мама!.. – снова воскликнула со слезами на глазах молодая королева.
– А ты чего стоишь, орясина? – Внимание старухи опять переместилось на Генриха, готового провалиться сквозь землю. – На… ся? Не подцепил хоть чего? Вот, дочка, дождешься: наградит он тебя чем‑нибудь, ох наградит! – Вектор внимания вдовствующей королевы снова сместился. – Набегаешься по врачам с таким вот муженьком!.. Так и знай, мой Амбруаз вам с Генрихом не лекарь!
– Мама!.. – это уже подал голос король. – Я…
Георгий возблагодарил про себя небеса, что, слава Всевышнему, до сих пор не женат, а следовательно, не имеет такого практически неизменного дополнения к прелестям брака, как любимая теща.
– «Я, я!» – избоченясь, передразнила Генриха королева‑мать, не удержавшись и продолжив вполне созвучно.
Всем присутствующим, не исключая монарха, от стыда очень хотелось оказаться где‑нибудь далеко, причем, на манер гребцов знаменитого Одиссея, с ушами, залитыми воском. Королева, однако, истолковала смущение своей мишени по‑своему.
– Что, стыдно? – несколько смягчилась она, грозя пальцем королю и обступившим его соратникам, словно компании мальчишек, только что разбившей футбольным мячом соседское окно. – Стыд глаза ест?
И вдруг рявкнула по‑фельдфебельски, грозя пухлым кулачком:
– Чего встал? Марш во дворец, разгильдяй! Дома поговорим!..
* * *
Вы думаете, что король отверг предложение и, гордо подняв голову, удалился в свой лагерь, чтобы спозаранку начать штурм неласковой к нему столицы или хотя бы планомерную его осаду? Не угадали, дорогие…
Король с изрядно поредевшей свитой отправился в Лувр, конечно же, не любоваться Джокондой, а выслушивать нравоучения дражайшей тещи (хотелось верить, что по причине преклонного возраста последней до рукоприкладства не дойдет, да а король все же помазанник Божий, как ни крути) а потом – и под сдобный бочок изволновавшейся законной супруги, армия, казавшаяся ничуть не удрученной упущенной возможностью сложить голову во славу короля, – по казармам, а Леплайсан с Георгием – в гостиницу.
