Глеб бросил в чемоданчик шприц с остатками лекарства, содрал с рук перчатки.
— Все, — сказал он, поднимаясь с колен. — Больше ничем не могу помочь.
— Как он? — спросил я с тревогой.
Глеб оглянулся через плечо.
— Потерял много крови.
— Это я и без тебя знаю. Заражения нет?
— Понятия не имею, — ответил Глеб хладнокровно.
Я оторопел.
— Как это?..
— А так это! Как проверить? Здесь тебе не институт Склифосовского! Температура у парня повешенная, но это, скорее всего, следствие ранения. Кстати, вы что, виски пили?
Глеб указал на бутылку «Голден Лейбла», забытую мной на полу.
— Пили, — признался я стыдливо. И тут же пошел в наступление:
— А ты как думал? Безо всякого обезболивающего у человека из плеча пулю выковырять!.. Легко?
— Ты молодец, — сказал Глеб спокойно, и я моментально остыл. — Мало кто может справиться с такой задачей. Тем более вот так, без подготовки, в полевых условиях…
Он еще раз оглянулся на раненого.
— В любом случае, я тебе так скажу, — продолжал приятель. — Даже если есть заражение, то сделать уже ничего нельзя.
Он посверлил меня взглядом и веско добавил:
— Поздно. Так что, молись. Это все, что тебе остается.
— А укол? — залепетал я.
Глеб досадливо отмахнулся.
— Антон, о чем ты говоришь?! Он ранен часа три назад, не меньше! Скорее всего, даже больше! Потерял много крови, пулю выковыривали спицей…
Приятель поддел носком ботинка окровавленную металлическую иглу, валявшуюся под ногами.
— Пил виски, уж не знаю в каком количестве…
— Три стопки, — подсказал я машинально.
Глеб закатил глаза.
— Офигеть можно! Да он от одной загнуться мог!
— Но не загнулся же, — возразил я.
— Вот именно!
Глеб поднял вверх указательный палец и повторил:
— Вот именно! Если не загнулся раньше, будем надеяться, что не загнется и сейчас.
— А укол? — повторил я. — Ты ведь сделал ему укол?..
Глеб махнул ладонью.
— Фигня, — сказал он. — Слабенькое снотворное. Антисептик колоть поздно. Его в первые сорок минут вводят. Есть у меня сильное обезболивающее, но не знаю, можно ли… Вдруг у парня аллергия на препарат. Так бывает.
Он еще раз оглянулся на раненого.
Тот пребывал в прежнем положении, но мне показалось, что судорожно сведенные брови немного разошлись, а морщины на лбу разгладились.
— В общем, будем придерживаться главного медицинского принципа: не навреди, — подвел итог Глеб.
— Будем, — согласился я покорно. А что нам еще оставалось?
— Не дрейфь! — подбодрил меня приятель. — Отчего-то мне кажется, что твой… гость чрезвычайно настырно цепляется за эту несовершенную жизнь.
