При виде еды меня тошнило. Матери приходилось готовить поесть и сидеть со мной, чтобы я могла хоть что-нибудь в себя протолкнуть.
Я садилась за стол, только дождавшись сумерек, и требовала, чтобы мы ели в темноте. Ночь как бы стирала пищу, овощи и мясо таяли в ней, становились невидимыми. Так в них было меньше вкуса, меньше реальности, и я глотала их, будто кусочки бумаги. Ничто не могло меня успокоить, только эта темнота и тишина, окутывавшая нас.
Я совершала пешие прогулки, как предписал мне нервный доктор, покидала дом около девяти и регулярно прохаживалась по Лесному проспекту, где мне казалось, что я не здесь, далеко от любой угрозы.
Я не сразу заметила скрытый деревьями кирпичный дом. Только в тот день, когда мне пришлось искать, где укрыться от дождя, я его разглядела.
На большой двери из темного дерева висела табличка – часы работы кабинета диковинок, который вряд ли привлекал толпы, ибо, кроме меня, никто в то утро не открыл входную дверь.
Я оказалась в полутемном холле с очень высоким потолком, освещенном окном над лестницей, когда первые капли дождя застучали по листьям. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и я разглядела большой стол, на котором валялись рекламки, а прямо передо мной уходила наверх винтовая лестница. У меня было странное чувство, будто я вторглась в чей-то дом: вот сейчас по ступенькам спустится хозяин и спросит, что я здесь делаю. Но ничего такого не произошло.
В большом холле было так тихо, что я слышала удары собственного сердца, гулко отдававшиеся в пустоте. За окном шел дождь, тихонько шелестя, настоящий весенний дождик, и я вдруг спросила себя, опадут ли с деревьев листья под действием радиоактивной влаги.
Мужчина лет пятидесяти в синем халате появился на пороге маленького помещения, должно быть служившего кухонькой: я услышала свист чайника. Он был маленького роста, круглые очки в черной оправе придавали ему серьезный и слегка надменный вид глубоководной рыбы. Он посмотрел на меня с гневом, как будто, вздумав посетить музей, я нанесла ему личное оскорбление, и нехотя продал мне билет.
– Я должен вам сообщить, что здесь выставлена коллекция, основанная в начале восемнадцатого века семьей Ринальди, которую ее потомки пополняли до передачи парка и господского дома в дар городу.
Он с нажимом произнес «господского дома», видимо подчеркивая то ли значимость, то ли знатность.
– Каждое поколение, – продолжал он с важным видом, – добавляло новые экспонаты в соответствии со своими интересами и развитием науки. Так сложилась эта коллекция, очень богатая, хотя на первый взгляд несколько разнородная. Каждое поколение тяготело к своей области. Были, в частности, увлечение этнологией, экспедиция к инуитам, еще одна в Африку южнее Сахары; позже некоторые дамы проявили интерес к паранормальным наукам. Медицина тоже была излюбленной областью господина Ринальди, прапрадеда госпожи Ринальди, которая завещала парк и дом городу. В кабинете диковинок есть, например, экспонаты, позволяющие наблюдать человеческий зародыш в развитии. Увидите, все это очень интересно. Позволю себе особенно порекомендовать вам собрание зала номер три на втором этаже.
