Почему?
А потому.
Потому что хотел еще хоть раз прильнуть к ее разгоряченным устам, впивать ее сладость, как пчела пьет нектар из цветка, снова и снова наслаждаться женственностью своей богини. В последний раз опьяниться ее благоуханием. В последний раз потерять рассудок от прикосновения к ее полным губам и забыться в вихре желания, почувствовав, как прижимаются к ногам ее пленительные бедра.
Почему, почему нельзя увлечь ее к озеру, уложить на песок и заняться любовью под прощальными лучами августовского солнца, под мерный шум плещущейся о берег волны?
Самообладание его утекало, как песок между пальцев. Майкл уже забыл, что они в публичном месте, что в любой миг их может застигнуть кто-то из сотрудников, что совсем рядом — его отец и мать Софии. Забыл, что собирался доказать самому себе, что София для него ничего не значит. Забыл даже собственное имя. Курьер Майк, вице-президент Майкл Баррингтон — какое это имеет значение? Важна только София. София — в объятиях, в душе, в сердце.
У нее вкус лета. Нежный, соблазнительный, опасный. В ее поцелуях невинность упоительно смешалась с желанием.
Постепенно сквозь туман страсти проступило одно чувство, сильное и неотвратимое, как судьба. Майкл знал, что одних поцелуев недостаточно. Ему нужно гораздо больше.
Однако, как бы ни жгло его желание, Майкл понимал, что сейчас удовлетворить его невозможно. И дело даже не в неподходящем времени или месте. Он не вправе заниматься любовью с Софией, пока не расскажет ей правду о себе. Пока она не увидит под маской реального человека.
Взяв ее обеими руками за плечи, он осторожно, но твердо прервал поцелуй, приподнял за подбородок ее голову. Голубые глаза Софии заволоклись желанием; вся сила воли потребовалась Майклу, чтобы снова не прильнуть к ее сладостным устам.
Она хочет его. В этом больше нет сомнений. Но физическая страсть — одно, а любовь — совсем другое. Сможет ли София признать, что любит Майка? Решится ли связать судьбу с человеком без будущего, без видимых средств к существованию? Осмелится ли довериться сердцу? Пока он этого не узнает — нет смысла признаваться в обмане.
— София! — проговорил он и умолк.
«Попроси меня остаться! — мысленно молил он. — Скажи, что не хочешь, чтобы я уезжал!»
Она улыбнулась. Как приятно, когда он вот так произносит ее имя! В такие мгновения у нее словно вырастают крылья; она чувствует себя прекраснейшей и желаннейшей женщиной на земле.
«Осторожнее, София! — вспомнились ей вдруг слова Синди. — Говорят, Майк — страшный донжуан!»
