Все старались угостить мистера Пенфилда и мистера Эшкрофта, кроме одной женщины, на которую он сейчас смотрел и которая пыталась разжечь огонь. При этом ее прелестная нижняя губка выступала вперед от гнева и решимости. Она не была самой красивой женщиной в караване. Но, безусловно, ее можно было назвать самой мужественной. Полнотой этой губки, изящной линией подбородка она вдруг напомнила ему Пармелию — ту Пармелию, которая умоляла его не уходить, Пармелию, которая просила его…
И он отвернулся. «Не делай этого», — сказал он себе. Чувство вины уже переполняло его сердце. Разве не должен он быть честным? Разве не была Пармелия женщиной, которую он будет любить всегда?
— Ну, давай же, — услышал он возглас Шарлотты.
Люк не мог сдержаться. Своими мозолистыми руками он взял несколько лепешек, горевших в его собственном костре, подошел и положил их в центре дымящейся кучи, уложенной Шарлоттой.
— Вот, — сказал он, опускаясь на колени рядом с ней. — Это должно помочь вашему огню разгореться.
— Мне не нужна ваша помощь, — сказала она, не глядя на него.
— Чтобы развести огонь? — спросил он. — А мне кажется, нужна.
На мгновение их глаза встретились. В эту минуту он как будто даже забыл, что должен дышать. Ему казалось, что он уже прикасался к ней, что он знал ее всю свою жизнь.
— Нет, не нужна, — пробормотала она. Он засмеялся.
— То есть вы уже согрели еду?
Глаза Шарлотты потемнели от ярости. Он видел, как ее губы приоткрылись, дыхание участилось. Ее грудь поднималась и опускалась от гнева и нетерпения.
— Мистер Эшкрофт, — сказала она, остановив на нем свой темный гипнотический взгляд, — не нужно меня дразнить. Мне не нужна помощь. Я вам не городская девчонка-неумеха, которая никогда раньше не разводила огня.
— Разве я говорил, что вы такая? — спросил он. Ему нравилось, что ее щеки покраснели, а на шее часто пульсировала жилка.
— Я могу сказать, что именно вам надо бы управлять вашими упряжками, а не вашему мужу или зятю. Если бы вы так настойчиво не отказывались от моей помощи, вы бы заметили, что многие люди делятся тлеющими угольками. — Он замолчал. — То, что ваш муж считает вас нежным цветком, не означает, что вы не можете время от времени принимать какую-то помощь от человека, который знает, что вы в ней обычно не нуждаетесь.
Краска прилила к лицу Шарлотты, но вместо огня, который он инстинктивно искал в ее глазах, он увидел в них грусть. И ее молчание говорило больше, чем могли бы сказать слова, заставляя его пожалеть о том, что он дразнит ее.
